Орлиное гнездо (СИ)

Витязь услышал, как тот загремел своей цепью, приветствуя собрата по несчастью. Он-то, глупец, надеялся спасти и белого рыцаря – но как могли спастись они, когда этой высшей власти подлежал сам король?

Корнела приковали к стене – не только за шею, но и за руки, должно быть, препятствуя колдовству; витязь только усмехнулся. Оставшись один, валах скорчился на соломе, сберегая последнее тепло, и принялся молиться. О спасении… для Василики, себе Корнел его уже не чаял. Но Василика еще могла вернуться к его Раду - и вырастить его сыном своего отца.

Василику вернули туда же, где она провела немногие дни перед судом чести: в верхнюю комнату, чисто убранную и с окном, дававшим много света. Но сейчас весь свет померк для нее.

Когда дверь захлопнулась, она стала на колени и принялась молиться. Молитвы перемежались стонами отчаяния; Василика била себя в грудь и ломала пальцы. Лучше ей было бы выйти за барона, чем подвергнуть Корнела такой страшной участи! Теперь никто его не спасет!

Но нельзя! Нельзя продавать веру!

“Легко тебе говорить, государыня, - тебя не заставляли так выбирать, как меня”, - подумала Василика.

- Я должна была бы принять барона своим мужем, - прошептала она в тоске.

“Ты и сейчас еще можешь принять его мужем”, - прозвучал ясный женский голос в ее голове.

Василика, с которой давно уже такого не бывало, вздрогнула и поднесла пальцы к вискам.

“Вот, кстати, он снова идет к тебе, упросив короля: выгляни в окно, - сказала княгиня: голос ее ударял больно, как медное било. - А немного погодя Дьюла войдет в твою дверь и опять будет умолять тебя о любви! Ты согласишься ее дать?”

- Никогда! – воскликнула Василика. Она стиснула зубы и спрятала голову в коленях.

Ей показалось, что холодные руки гладят ее по волосам, с которых свалилось монашеское покрывало.

Голос княгини не солгал: Дьюла и в самом деле вошел к ней немного погодя. Он опять принес ей теплую одежду и одеяла, которые сам разложил на полу – Василика отказывалась к ним притронуться и даже шевельнуться.

Потом Дьюла стал перед нею на колени – валашка сидела на табурете у окна, и солнце освещало ее прекрасные черты, отливало алым в кудрявых каштановых волосах, ниспадавших на грубую белую ряднину. Василика безмолвно рассматривала дорогое шитье баронского кафтана – молодой галант уже успел переодеться.

- Зачем ты пришел? – наконец спросила она.

Валашка говорила совсем неласково, но темные глаза ее держали его на месте, точно зачаровывали. Дьюла не смел думать об этом.

- Дорогая, я хочу вызволить вас отсюда, - сказал венгр. – Умоляю вас позволить мне это!

Алые губы тронула усмешка.

- А ты не желаешь знать, чего хочу я сама?

- Я не могу позволить вам умереть!

Барон, который ее совсем не слушал, вдруг схватил ее ноги и уткнулся в них лицом; Василика гадливо дернулась, но потом застыла. Дьюла надсадно дышал ей в колени.

- У тебя болит грудь? – спросила Василика с холодным отвращением. Венгр поднял голову.

- Василика, я люблю вас, - прошептал он. – Я буду любить вас пока дышу, вопреки всем человеческим и божеским законам… Вы самое дивное создание под солнцем…

Он схватил край ее платья и прижался к нему губами.

- Желаете вы этого или нет, я – ваш и только ваш.

Василика дернулась снова и в этот раз освободилась без усилия; она отвернулась к окну. Дьюла, забыв себя, любовался ею.

Валашка долго молчала, а потом холодно произнесла, не поворачиваясь к своему поклоннику:

- Дьюла, если ты и в самом деле любишь меня, а не просто жаждешь насытить свою похоть, ты выслушаешь то, что я скажу.

- Что вам будет угодно! - сказал барон, преданно глядя на ее профиль.

Василика повернулась к нему лицом.

- Сейчас по твоей вине в подземелье заключен Корнел, витязь князя Дракулы, - сказала она. – Скоро его казнят лютой смертью, обвинив в колдовстве, которого он никогда не творил. В этом человеке моя душа, и без него я не буду жить.

Барон никогда еще не слышал, чтобы женщина произносила такие речи. Чем-то Василика напоминала ему цыганку, как все ее племя, - чаровницу, вещунью, в чьем пламени сам жаждешь сгореть. Василика улыбнулась, не отрывая взгляда от лица юноши.

- Ты слышал меня?

- Что же я могу сделать, чтобы отвратить его смерть? – вырвалось у барона. Само вырвалось.

- Если ты любишь меня, ты должен выдумать, - холодно ответила Василика.

- Я… выдумаю, - прошептал Дьюла.

Василика вдруг увидела, что кожа у юного благородного венгра нежная, как у девушки. Она подняла руку и провела ладонью по его щеке – просто потому, что ей захотелось так сделать. Лицо барона загорелось под ее пальцами; он трепетал, блаженствуя от ее ласки. Василика отняла руку.

- Иди к князю Владу и его княгине, - приказала она. – Иди, лети стрелой! Пади в ноги княгине Илоне и умоляй ее добиться у своего кузена помилования! У нее тоже есть сын, как у Корнела, - она должна послушать тебя!

Барон встал: вдохновенный, счастливый безмерно тем призраком, которым она его поманила.

- Я сейчас же иду! – воскликнул он.

Он быстро пошел к двери; но вдруг стал и умоляюще обернулся на свою возлюбленную.

- Но, Василика… Вы обещаете…

Она покачала головой.