Марина пожала плечами; лицо ее не изменило своего выражения равнодушия.
- Хочу, не хочу! Мне пятнадцать лет в прошлом месяце исполнилось, - ответила она. – Мать с отцом обвенчали еще в тринадцать. А я не как она, и не как ты: не красавица. Тебе бы еще можно было повременить…
- Ты сердишься, что я любимица отца, - заметила Иоана.
- Нет, не сержусь, - ответила Марина, не глядя сестре в глаза.
Иоана примирительно улыбнулась и поцеловала ее.
- Однакож отец отказал тем шесбургским* сватам, что приезжали о тебе говорить еще с полгода тому… хоть тот и знатный человек, и у отца с ним дела, - ответила она. – Отец нас обеих любит, лелеет…
- Отец разбирает – как бы нас повыгоднее пристроить, - хмуро ответила Марина. – И хорошо делает.
Тут Иоана тоже погрустнела, и испуг выразился на ее смуглом лице.
- Ах, сестра! Я боюсь за себя. Тебя наверняка отдадут сюда, за кого-нибудь из соседей, в нашем краю, - а мною отец защитить всех нас хочет… Кто только его надоумил!
- Святой Георгий надоумил, - бегло улыбнувшись, ответила суровая и непригожая старшая. – А ты помолись нашему великому заступнику! Бог даст, ты станешь нам надежным валашским щитом!
- И откуда в тебе столько храбрости, Марина, - проговорила Иоана сумрачно, потягивая длинные льняные рукава, целиком скрывавшие руки. – Ты оттого так смела, должно быть, что не тебе, а мне ехать в Валахию…
- Не смей дерзить!
Марина довольно крепко шлепнула младшую сестру. Иоана вздрогнула и враждебно взглянула на нее; но потом смирилась и опустила голову.
- И то правда: святой Георгий, не иначе, надоумил, - проговорила она. Поглядела на раскинутое на столе богатое покрывало, которое они с Мариной вдвоем вышивали; и сурово, как старшая, улыбнулась. Потом вдруг подхватилась и спрыгнула с сестриной кровати, босыми ногами на холодный камень.
- Доброй ночи, сестра! Добрых снов!
Она поцеловала Марине руку, и та с удовольствием приняла это изъявление почтительности.
- Доброй ночи! И не забудь утром пораньше встать, провожать отца! – шепнула ей Марина с кровати.
- Крепче тебя помню!
Иоана прошлепала к двери, внимательно глядя, как переступают, мелькая под белой сорочкой, ее смуглые ножки; потом выскользнула в коридор и тенью, никем не замеченная, добралась до своей спальни. На цыпочках пройдя мимо крепко спящей служанки, Иоана подошла к своей кровати… но вместо того, чтобы лечь и тут же уснуть сладким сном молодости, опустилась на колени у окна и сложила руки.
В кровать она забралась, только прочитав молитву святому Георгию.
В первом сне боярской дочери привиделся святой Георгий, поражающий дракона, - устрашающий, нарисованный черною тушью на желтом пергаменте: как чудовище и его победитель представали в одной из драгоценных отцовских книг, в которые Иоане иногда позволялось заглянуть.
Наутро Иоана пробудилась рано, едва начало светать, еще прежде своей служанки. Хмурясь, растолкала старую женщину и приказала подать себе умыться и одеться.
Нарядившись, как на праздник, откинув за спину черные и длинные, до колен, волосы, в алом бархатном платье, Иоана покинула комнату. По пути заглянула к сестре – и застала ту еще склоненную над умывальным тазом, в одной сорочке.
- Поскорее можешь? Отца так упустишь! – сердито сказала Иоана.
Марина сердито выпрямилась.
- Ты мне приказываешь?
Иоана топнула ножкой, став руки в боки.
- И нашла время чваниться!
- Отцу еще долго собираться, - заметила Марина. – Это ведь не на охоту ехать.
Она вернулась к умыванию; а Иоана осталась нетерпеливо ждать в дверях, скрестив руки на груди. Наконец сестра приготовилась – заплетя в косы и скрутив над ушами черные волосы и надев то же платье, что было на ней вчера.
- Ну, идем, - велела Марина: как будто это она проснулась и нарядилась первая и могла теперь понукать нерасторопную сестру.
Иоана надулась и направилась вперед; но вскоре в коридоре Марина обогнала сестру и заняла приличествующее ей место, во главе. Боярские дочери чинно прошествовали по коридору и спустились по лестнице; мимо уже сновали слуги, по-видимому, с поручениями от отца и матери.
Отец был на ногах, одет в дорожное платье – коричневый шерстяной кафтан и меховой плащ – и ждал их в большом зале.
Он обнял сначала Иоану, а потом и Марину; и Иоана подумала, видя, как сестра принимает поцелуи Раду, что Марина даже и не тревожится – ведь отец может не вернуться…
Или, может, сестра просто скрытнее и тверже ее сердцем.
- Я еду в Валахию, - проговорил хозяин, поглядывая то на одну, то на вторую. – Вам уже сказали?
- Да, отец, сказали! – быстро и звонко ответила Иоана. Раду проницательно посмотрел на нее.
- Что ж, хорошо. Возможно, меня не будет долго…
Раду улыбался, и ничто не выдавало его тревог перед лицом дочерей. Да это было бы и недостойно мужчины.