Орлиное гнездо (СИ)

- Боже всемилостивый, муж мой, за что нам такое наказание? Казалось бы, кого и карать – так это князя: а ему как будто сам дьявол помогает! Землю нашу разгромил, детей наших забрал, а потом и вовсе всему христианскому рыцарству ногу на шею поставит!

- Так и есть – дьявол ему помогает, - ответил боярин. – Если он не сам дьявол. Но не вечно сатане побеждать! Вот увидишь: скоро Дракулу низложат, и дети наши будут свободны!

- Тише! Здесь и стены имеют уши! – ахнула Катарина.

Боярин только отмахнулся.

- Он не может не знать, о чем мы сейчас с тобою говорим, - он ведь очень умен и знает, чем пленить человека! Но напрасно думает, что взял меня за горло…

Катарина промолчала, опустив темные ресницы, длинные, как у девушки, - она тоже думала, что Дракула взял ее мужа за горло. Но у нее хватило благоразумия не поминать это лишний раз.

Кришаны остались у князя на все дни до Рождества – и, несмотря на пост, заключение их было вовсе не так однообразно: Дракула еще несколько раз приглашал к себе своего вассала, для бесед, не только военных, но и ученых. Оказалось, что он очень образован, знает историю и отлично ведет схоластические споры; кроме того, Раду увидел библиотеку господаря, которая поразила его богатством. Не во всяком рыцарском замке можно было найти хотя бы одну книгу – хорошо, если отыщется Библия; а Раду был сам не только воином, а и ученым человеком, и ощутил невольное восхищение, найдя в ненавистном повелителе такие достоинства.

- Теперь еще книг в мире ничтожно мало, - говорил ему князь, - даже у самых великих людей! Потому, что они слишком трудоемки в изготовлении и распространении. Кто может сказать, сколько великих сочинений погибло потому, что существовало в единственном экземпляре?

Господарь усмехнулся.

- Ты слышал, господин Раду, что в Европе изобрели способ печатания книг? Движущиеся литеры, которые смачивают краской и оттискивают на бумаге. Скоро такой печатный стан появится и у нас в Валахии – и тогда можно будет быстро распространять и сохранять для потомства какие угодно сочинения… Мне рассказал об этой остроумной выдумке один саксонец.

Раду похолодел, осознав, что князь намекает на семиградских памфлетистов, которым он сам предлагал для распространения клеветнические сочинения о Дракуле. А Дракула глядел на него в упор и скалился в понимающей улыбке.

- В самом деле остроумно, государь, - согласился боярин, собравшись с духом.

Князь рассмеялся.

- А теперь не желаешь ли сразиться со мною в шахматы? Ведь ты, конечно, играешь в шахматы?

Раду подтвердил. А князь ободряюще прибавил:

- Сейчас, правда, постные дни - но это не великий пост, и я могу позволить себе развлечь гостя!

Раду низко поклонился.

- Почту за великую честь, государь.

К концу этого дня князь Влад дважды его обыграл.

Боярыня с дочерью тоже не скучали – им показали многие сокровища, собранные во дворце, добытые у разных народов; княгиня Елизавета, уверившаяся в их покорности, еще несколько раз уделяла им время и оказалась любезной проводницей и интересной собеседницей. В самом ли деле Елизавета была плохо осведомлена о том, что делалось в далеких областях Валахии и Трансильвании, осталось неизвестным; но немало могла поведать об обычаях других стран. О жизни турок княгиня рассказывала так, что даже Марина, давшая себе обет ненавидеть все в городе Колосажателя, слушала открыв рот. А под конец у нее вырвалось:

- Княгиня рассказывает так, точно она туркам не враг, а друг!

Марина до боли закусила губу, осознав, что говорит, – а мать чуть не умерла, услышав такие слова; но Елизавета только рассмеялась и сказала, коснувшись руки Марины:

- Врагов следует знать еще лучше, чем друзей!

Марина посмотрела в ее добрые карие глаза и подумала, какими страшными противниками могут быть слабые женщины.

Перед Рождеством Катарину и Марину пригласили в княжеские бани – не хуже турецких; хотя женщинам сравнивать было не с чем, они еще ни разу не посещали бань. И остались в каком-то греховно-блаженном упоении, ощутив себя расцветшими и посвежевшими, более женщинами, чем когда-либо. Марина думала с удивлением, что пути Господни поистине неисповедимы: раньше для нее это были пустые слова, а теперь она, считавшая себя созревшей во всех отношениях, сознавала, сколь много вещей на свете еще может ее изумлять.

Но ни Господь, ни святые его, ни государевы чудеса не заставят ее отказаться от себя – от своего имени и чести! Князь не отказался, не продался неверным: не откажется и Марина, уступив себя и свою сестру князю.

А после Рождества к Кришанам допустили того, кого они меньше всего желали видеть: княжьего отрока, которому принадлежала их дочь. И будет принадлежать, пока смерть не разлучит их!

Корнел ворвался к Раду, точно брал укрепление приступом: он едва поклонился тестю и тут же воскликнул:

- Иоана больна? Почему мне не сказали? Почему я не видел вас в Тырговиште, вы скрывались?

Раду тяжело встал и неспешно ответил: