Начальник губернской канцелярии, рассмотрев пакет с печатями, решил спешно переправить его вдогонку за генерал-губернатором. Белобородовское послание продолжало путь и было вручено елизаветпольскому генерал-губернатору уже в канцелярии главноуправляющего. При виде "сургучных" печатей, грифа "совершенно секретно" недоброе предчувствие закралось генералу в душу: "Что у них там в Зангезуре еще стряслось?" Губернатор еще не распечатал пакет, а уж на сердце кошки скребут. И как на грех главноуправляющий спешно собрал губернаторов как раз для того, чтобы обсудить вопрос о положении на Кавказе.
"Как теперь быть?" - колебался губернатор. Распечатать и прочесть здесь же, немедля, или отложить напоследок? Он покосился на пакет с нескрываемой досадой: конечно же, добра не жди. Опять, должно, Сергей Александрович расписывает тамошние неурядицы.
Нет, надо немедля, сейчас же, прочесть, невтерпеж было ждать губернатору. Трясущимися руками содрал сургучные печати, рванул пакет с краю. Ишь, расписался, сколько листов! Пробежал глазами, перескакивая через строки. Потом, нацепив очки, углубился в чтение. Вот оно что, в каземате бунт... Достав черный карандаш, он жирно подчеркнул строки о "недопустимом поведении офицера казачьих войск, оскорбившего узницу". Генерал-губернатор решил было оставить письмо при себе, не оглашая перед начальством. Вернется, мол, в Елизаветполь и примет надлежащие меры. Вызовет уездного начальника и этого прыткого Быстроходова из Зангезура, устроит им, так сказать, очную ставку, выслушает, а потом вправит им мозги как следует и отправит восвояси. Нечего на весь Кавказ трезвонить о бунте в каземате, из мухи слона делать, выносить сор из губернской избы перед всем честным народом, наместником и сослуживцами. Но шила в мешке не утаишь... Этим "шилом" был Гачаг Наби, куда его упрячешь, как утаишь! О движении этом знали не только в уезде - по всему Кавказу эхо катилось! Да и во многих других краях империи.
Генерал-губернатор читал, опустив плешивую голову. Нет, решил он, умалчивать о случившемся бессмысленно и недостойно.
И вот, когда их вновь принял главнокомандующий в роскошном, искрящемся хрусталем и зеркалами, зале канцелярии, елизаветпольский генерал-губернатор поднялся с места и предложил вниманию его высокопревосходительства тайное послание. Тот тут же прочел письмо, под напряженными, любопытствующими взорами присутствующих, и со стороны казалось, что реденькие волосы на голове его высокопревосходительства встают дыбом. Взгляд его зацепился за подчеркнутые губернаторским карандашом строки.
Потом, подняв глаза, обвел помрачневшим тяжелым взглядом губернаторов в блистающих позументами мундирах, увешанных крестами, орденами и медалями.
- Господа! - начал он, и в голосе его угадывался сдерживаемый гнев.Господа! Каждому из вас доверена огромная область нашего отечества.- Он выпрямился в кресле.- Вам следует помнить о заповеди, выражающейся в древнем изречении, должно быть, известном вам: "Разделяй и властвуй!" Властвовать - не ворон считать! Не благодушествовать и рты разевать, до тех пор, пока у вас под самым носом, в каземате, бунт учинят, смуту посеют! И не действовать с тупой прямолинейностью, забыв о гибкости, пуская в ход брань и нагайку при каждом случае!
Главноуправляющий выдержал паузу,- часть присутствующих, оцепенев на месте, уставилась на него, другие недоуменно и растерянно косились на елизаветпольского генерал-губернатора. Наместник швырнул врученное ему послание на стол:
- Вот, ознакомьтесь все с этой реляцией...- и поднялся. Сунув руки в карманы брюк с генеральскими лампасами, он последовал в смежную комнату, бросив на ходу: - прочтите от точки до точки! Вы удостоены всевозможных почестей и наград не для того, чтобы созерцать и попустительствовать смуте, но для того, чтобы крепить и возвышать державу. Вы, достопочтенные господа генералы! - и главнокомандующий в сердцах хлопнул дверью.
Губернаторы, съежившись под градом обрушившейся на них брани и передавая листы из рук в руки, прочли длинное письмо, поглядывая на елизаветпольского начальника - кто сочувственно, кто снисходительно-иронически, а кто с нескрываемой досадой и раздражением. И все бы хотели дружно призвать незадачливого сослуживца к ответу: как же так, ваше превосходительство, как вы могли допустить такое, милостивый государь, да мы бы этих смутьянов в бараний рог, и тому подобное,- но мысль о том, где они находятся, сдерживала их и заставляла умерить свой пыл. Подумать только, бунт в каземате! Мало "красных петухов" гуляло по усадьбам, мало всяких крамольников и разбойников на больших дорогах, а тут еще и в каземате! Чего доброго и в другие губернии перекинется! Слыхано ли, кандалы разорвали, песни о "татарском" разбойнике Наби распевают!
Судили-рядили, каждый со своей колокольни, и все сходились на одном: оплошал елизаветпольский генерал-губернатор.
А тот сидел, потупясь, опустив голову.
О том думал, как распоясался казачий офицер, как мог уездный начальник позволить тому разворошить осиное гнездо?