Орлица Кавказа (Книга 1)

Офицер полагал, что Томас не заметил за собой слежки. Но кузнец, в народе говорят, смекнул с первого же взгляда, что это, вероятно, тот самый есаул, о котором ему говорил Аллахверди,- тенью волочился за ним! Как бы то ни было, надо замести следы, от греха подальше. Оплошаешь чуть, и тебя, глядишь, этот лиходей попутает, чего доброго нагрянет в село, обыск устроит в доме, Аллахверди застанут врасплох. И аманат, не дай бог, обнаружат. Тогда - пиши пропало. На допрос поведут, на слове поймают, и - какой- никакой, а сообщник, дело пришьют, в Сибирь упекут, хватит, мол, у горна, теперь на морозе погрейся...

Кузнец-то знал, чем грозит малейшая связь с повстанцами, чем это пахнет. Тут никаких послаблений не жди. Подсобил Наби - стало быть, и ты против императора, против господ всяких и их воинства пошел, тогда - крышка тебе и семье твоей.

Томас, войдя в кузню и перекинувшись словом с гёрусским кузнецом, взялся помогать ему, ухватил молот и давай ковать.

Капитан хотел было войти в кузню и арестовать этого увальня в чохе, что ошивался возле каземата,- всыпать бы ему горячих, намять бы бока да и бросить в тюремную конюшню, в навоз, а там, глядишь, и разговорится. "А ну, выкладывай, чего возле каземата ошивался! Чего уши развесил?"

Худо бы пришлось тогда Томасу. И не только ему - дело бы провалилось, и вышло бы, что он медвежью услугу друзьям оказал. Томас чувствовал, что есаул затаился где-то неподалеку. Ему даже пришло на ум, что может статься, сыщик догадывается обо всей их затее, знает, что и вчерашний "гость" и он, Томас,одного поля ягоды...

Офицер - сквозь гром и стук - не мог, понятное дело, расслышать, о чем переговаривался Томас с гёрусским кузнецом,- не отставляя молота, он прошел за кузнечные меха, выскользнул на задворки, в сад. Офицер хватился поздно. Вломился в кузню.

- Куда он подевался?

- Кто?

- Будто не знаешь! Напарник твой!

- Ушел, ваше благородие.

- Куда?

- Не могу знать.

- Кто он таков?

- По правде, я и сам не понял.

- Да ведь только что с тобой был, молотом стучал!

- Так точно, ваше благородие. Стучал.

- Как же ты его не знаешь?

- Говорил, железа ему надо.

- А куда смылся? Кузнец пожал плечами.

- В чем вы его подозреваете, господин офицер?

- У каземата ошивался. Ногу волочил. - Да он же - хромой.

- Хромой - говоришь?

- Ну да.

- Что-то ,не верится...

- Господин офицер в сумерках не разобрался. А я - у огня - заметил...

Тот кусая локти ушел ни с чем. Томас, притаившийся в саду, выждал и вернулся к кузнецу. От своего друга - его звали Оган - услышал о происшедшем в каземате. Огана же посвятил в эти новости надзиратель того же каземата Карапет, доводившийся каравинчскому гостю двоюродным братом - сыном дяди по отцу. Днем заглянул перекусить в кузню, выпил чарку, которой угостил его кузнец, и доверительно сообщил о неслыханном волнении среди арестантов. Кузнец, конечно, стал выпытывать подробности.

- Вот так да! Неужели из-за того, что офицер нашу Хаджар обозвал? Поклянись, что не врешь!

- Клянусь твоей жизнью, взбунтовались!

- Весь каземат, говоришь?!

- Провались Карапет на месте, если вру. Весь каземат! На дыбы поднялся! Огнем занялся, что твой горн, да во сто крат жарче!

- Мусульмане-то?

- И армяне! И среди солдат русских недовольство.

- А чьих больше в каземате?

- Да чьих хочешь, битком набито.

- Что так?

- За "здорово живешь".

- Ты толком скажи...

- Если толком...- Карапет выпил еще чарку крепкой тутовки, и вскоре язык у него развязался.- Это как посмотреть - кого и за что... На бумаге пишут разное. А если в корень посмотреть - все одно: из-за Гачага Наби и Хаджар!

- Не пойму я что-то тебя, Карапет.

- Да что тут понимать, Оган-джан,- кто гачагу хлеба подаст, кто - патроны доставит, кто поможет уйти от преследований, а кто о гачагах песни распевает...

Кузнец встревожился:

- Если за это, то всех нас, выходит, пересажать надо!

- Почему же - нас?

- А потому, что я и сам песни пою о Наби-Хаджар,- тогда и работа спорится.

- Куда уж, поешь. Мурлычешь, наверное, под нос,поди разбери.

- Ну да, мурлычешь! Еще как пою - во всю глотку.

- То-то и оно... - без видимой связи продолжал Карапет.- Народ ее в обиду не даст...

Карапет не мог утаить своего сочувствия гачагам и их предводительнице. Тутовка развязала ему язык. Он выболтал и про то, как казачий офицер разделался с самим начальником каземата. Поговаривают, этот тип над всем уездом присматривать прислан.

- Откуда ж он взялся?

- Ясное дело, из Фитильборга20.

- То-то и куражится.

- А как же... - подхватил Карапет, продолжая выкладывать все подробности тюремных событий. И в заключение, приложив руку к губам, понизил голос: Тс-с-с... Я не говорил - ты не слышал!

И, выйдя из кузни, пошатываясь, поплелся под гору, безотчетно и бессвязно напевая что-то под нос, должно быть, из песен о Наби-Хаджар...

Глава девятнадцатая

Пакет с пространным донесением Белобородова, написанный четким убористым почерком, уже был в пути, не одну лошадь загнал нарочный, мчась по каменистым и пыльным дорогам. По его приезде в Елизаветполь оказалось, что днем раньше генерал-губернатор отбыл в Тифлис по вызову его высокопревосходительства.