- Ясно, Наби, что тут лясы точить? Дельный совет - спасенье от бед! поддержал молодой гачаг, и в бою не расстававшийся с трубкой.- А если каждый станет делать, как ему заблагорассудится, все полетит к чертям. И скалы рухнут, если одна другую подпирать не будет - замахал он руками для наглядности.- Вот так, опоры лишатся - вверх тормашками, кувырком полетят! Честь для га-чага - ум да отвага! Ждать - так ждать...
Гачаг Наби, опершись об винтовку-айналы, окинул взглядом Бозата, которого держал под уздцы, потом засмотрелся на закатное солнце, залившее прощальным багрово-огненным сиянием увенчанные вечными снегами вершины... И почудилось ему, что его любимая Хаджар объята этим закатным пламенем, поглотившим снеговые выси...
Глава восемнадцатая
Уже смеркалось, когда Томас, покинувший кривыее, каменистые и ухабистые улочки селa Каравинч, попетляв по горной дороге, достиг города Гёрус. И кому было какое дело до замызганного, испачканного угольной пылью и копотью кузнеца в городской толпе?!
Да и в самом Гёрусе таких кузнецов - хоть отбавляй! Ведь никто без кузнеца не обходится - кому лемеха починить, кому коня подковать, кому топор сработать. Возьмет кузнец поковку, раскалит в пылающем горниле докрасна, добела, и мнет, словно тесто, на наковальне, молотом ловко орудует, глядишь, топор и секач сработал, серп, косу выковал,- так и кормило ремесло зангезурского мастерового, оно было и хлебом, и чаем с сахаром, и одеждой. Без кузнеца никак не обойтись зангезурцам, жизни нет без него. А еще и коня подковать, и круторогим волам-быкам во время молотьбы копыта шипами подбивать - этому же ремеслу цены нет!
Гачаг Наби чтил кузнецов за дельность, знал, что можно на них положиться! Кого-кого, а кузнеца ни одного на веку своем словом не обидел. Самый досточтимый человек, уважаемый аксакал в Зангезуре - это и был кузнец! О Наби - Хаджар чаще всего вели разговоры в кузнях, где сходились батраки и прочая беднота. Сходились со всех окрестных сел - кому что пожать, кому чего раздобыть для хозяйства. Молот стучит, наковальня звенит, и под этот гул и звон разговоры завязываются, разгораются. Сам Томас, слушая рассказы о Наби Хаджар, работал увлеченнее, руки новой силой наливались. Уважал Томас людей Гачага Наби. А теперь вот выпала ему задача - узнать о положении достославной Хаджар, проникнуть в каземат. Томас и не представлял себе, каково там сейчас. Думал, гробовая тишина стоит, стоит пикнуть кому против власти, возроптать язык отрежут. И не думал не гадал Томас, какое столпотворение в каземате царит, как люди взъярились из-за обиды, нанесенной врагом славной Хаджар, как кандалы поразорвали, как оковами загремели, о воле и доле, о Хаджар запели песни крамольные!
Подошел к стенам каземата Томас, замедлил шаги. И услышал звон цепей, напряг слух, и определил, что это, должно быть, не обычный лязг кандалов на ногах при ходьбе и движении, нет, это были размеренные, дружные, яростные удары железа - это был ропот!
Ему ли, кузнецу, не знать язык железа, не разбираться, что к чему?! Он-то знал, когда и как звучит железо.
И сказал себе тогда Томас: "Что-то произошло! Неспроста этот шум! Или узников - должно быть, многих, решили куда-то сослать, или... с Хаджар стряслась беда какая, и потому взъярились-взволновались узники-товарищи?"
Конечно же, не так здесь гремело, звенело железо, не так как в кузне и в звоне-громе его слышался клич: "Восстань! Круши!" И душа Томаса огнем занялась, и кровь взыграла, почище, чем у горна раскаленного...
С горной гряды Салварты, со стороны айлагов Уч-тепе дул зябкий горный ветер. И люди сновали вокруг в теплой одежде - кто в плотной чохе, кто в пальто, кто в тулупе...
И тут, как предания говорят, произошла удивительная встреча.
Чувствуя на себе взгляды бдительной охраны,- офицер из казаков, уже заметивший, как Томас замедлил шаг, подходил к нему,- кузнец остановился, перекрестился и простодушно выпалил: "Здрасте!" Офицер - это был, конечно, Кудейкин - смерил его подозрительным взглядом. Потом, на мгновение, взгляд его стал бесстрастно-спокойным. "Какой же, право, гачаг из этого пентюха... Устал я. Везде мерещится всякая чертовщина... Впрочем, надо смотреть в оба..." Офицер, все еще не сводя с него цепкого взгляда, ощупывая глазами папаху, архалук, чарыхи, ноги, обмотанные тряпьем, выждал время, последовал за кузнецом на расстоянии... Пройдя через весь город, он увидел, как простолюдин завернул в кузницу. Офицер прислушался: пришелец громко заговорил с хозяином о железе, угле и прочих обыденных делах.