- Я вас не понимаю...- царь пробарабанил пальцами по столу.- Что вам угодно?
- Для начала - извольте приказать, чтобы привезли сюда сию строптивую татарку!- Императрица направилась к дверям, стуча каблуками. Остановилась на пороге.- Более того, я думаю, вот у Петра Великого был арап,- почему бы и мне не обзавестись туземкой-камеристкой?
Государь криво усмехнулся.
- То-то будет разговоров! И впрямь - ужели столь ослабла империя наша, что какую-то разбойницу под конвоем, с шумом препровождают из богом забытой глуши в Петербург. Мало того: еще в камеристки определяют!
Царица лукаво улыбнулась.
- Ну, а все же - почему бы этой, как ее?- Хаджар не пожаловать сюда? Познакомились бы с ней,- не унималась государыня.- Привели бы ко двору - мы бы и поглядели, что это за чудо-юдо? Татарка ли, гадалка ли бессарабская?..
- Ее можно переправить сюда лишь вместе с мужем - после его поимки, разумеется.
- Как понять это?
- Политика, государыня, политика!- Царь сел в кресло, чувствуя усталость в ногах.- И еще мусульмане... Коран...- Он запнулся.- Будьте уверены, мне в точности известно, что происходит в тех краях. Есть люди, которые докладывают мне об этом неукоснительно.
По-своему оценив примирительный тон супруга, императрица с победительным видом прошествовала по гостиной, поравнялась с креслом, где сидел вымотанный препирательством государь, и картинно опустилась в кресло напротив.
- Ну и что там узрели эти люди?
- Они не сидят сложа руки.
- А что они думают касательно применения силы? Царь вздохнул.
- Следует помнить, что подданные обязаны почитать императора как бога. Считать его воплощением божественного милосердия и справедливости... И потому никто не должен знать о царской осведомленности в вынужденных жестокостях, чинимых на окраинах... буде царь знал бы-он покарал бы виновных... Так-то...
Глава сорок девятая
Дато-Сандро метался, как затравленный, не зная, что предпринять, как выкрутиться. Его подручные, почуявшие, что у покровителя дела неладны, как в воду канули, за ним самим волочились неотступно подозрительные тени. Но, по сути, главноуправляющий питал уверенность, что Дато-Сандро, этот стреляный воробей, знавший все ходы и выходы, вынюхает-таки автора злополучного портрета и тех, кто множит его. Тем самым, наместник исполнит частично серьезную и ответственную задачу, возложенную на него государем. И уж если этот узелок окажется Дато-Сандро не по зубам, вряд ли кто другой его развяжет.
Да, Дато-Сандро и впрямь был лихой, проворный человек, в сыскных делах огонь. Как говорится, брось под жернова - невредимым выйдет. Он имел широкие связи с преступным миром. И если в Тифлисе у кого что пропадет - тут же к Дато, одна надежда на него. Взяли его на службу несколькими годами раньше, по ходатайству именитого человека, близкого к правительственным кругам, причем после основательной приглядки и проверки. Однако, по сути, за эти годы Дато-Сандро, помимо толики мелких услуг, не сообщил в канцелярию ничего сногсшибательного, что имело бы "государственную значимость". Такую услугу он мог оказать сейчас, в связи с шумихой вокруг "Орлицы Кавказа", тем самым доказать свою преданность патронам и отработать царские золотые империалы, которых он истратил немало.
Служебное рвение Дато оценивалось его превосходительством главноуправляющим вполне трезво: последний приходил к заключению, что пресловутый сыщик попросту втирает очки,- оплачивают его услуги золотом, а толку ни на грош. Ни одного разоблачения, поимки опасного преступника при его содействии. Что ж тогда этот нахлебник - так и будет жить в свое удовольствие? Каким образом этого Дато-Сандро предоставили самому себе, не спрашивали с него? Вспомнилось, что инспектору сыска, выговаривавшему Дато за бездеятельность, тот отвечал, дескать, не может же он возводить напраслину на порядочных сограждан и представлять в канцелярию ложные сведения... чернить достойных подданных, выдавать верных людей за врагов - несправедливо и оскорбительно для населения! И так можно нажить действительных врагов кавказским властям и его императорскому величеству, что явилось бы преступлением перед законом и грехом перед христианским долгом.
Так разглагольствовал Дато-Сандро, чтобы отвести подозрения и укоры.
В сущности, Дато-Сандро, вынужденный служить за царские рубли, начал тяготиться своим положением и в душе питал тайную неприязнь ко всей самодержавной машине. Что касается "Орлицы Кавказа", то он осознавал, что вовлечен в грязную погоню за хорошими смелыми людьми...
После оскорбительных внушений главноуправляющего Дато начал трезветь мыслью, думать о том, какой путь ему избрать, как себя повести. В мучительных раздумьях он спрашивал себя: "Скажи, Дато, положа руку на сердце, на чьей же ты стороне - его величества царя, его превосходительства наместника, или той "Орлицы", что томится в каменной клетке?"
И голос, исходящий из сердца, отзывался:
- "Ты - за "Орлицу", Дато, Гачаг Хаджар пострадала за правое дело".