Орлица Кавказа (Книга 1)

- Нет... Но я знаю... Вы - за Гачаг Хаджар.

- Ты ошибся дверью. Она далеко. В тюрьме.

- Знаю. Вам надо уходить...

- Чтоб нас сцапали твои шпики? - не выдержала Тамара.

- Я не уйду. Я прикрою отход.

Гоги выхватил из-за пояса пистолет.

- Зачем пришел? Говори!

- Не будем ссориться, друг! - Дато достал свой пистолет и бросил под ноги Гоги.- Не будем стрелять...

Гоги все еще сверлил его недоверчивым взглядом.

- Ты нас не проведешь, лягавый! Дато сжался, как от удара.

- Я не лягавый... Я покончил с этим. Навсегда.

- Ого? И давно?

- Хотел - давно. А теперь - решился.

- И что - теперь?

- Теперь я - за вас. 'J.. - Чем докажешь?

- Кровью своей!..

- Зачем же привел этих гадов сюда?

- Я хотел - один... Но сам под слежкой... У вас, наверно, есть запасной выход...

- Пронюхал?

- Нет... Но я знаю вашу сметку и отвагу...

- Ну и куда же нам податься, сметливый земляк?

- К реке... в камыши, и вплавь...

- А ты?

- Я останусь. Отстреливаться буду.

- От своих сыщиков?..

- От врагов своих.

- Героем хочешь прослыть?

- Нет. Искупить вину.

- Никто не узнает о твоем геройстве.

- Пусть. Я не ради этого. Я умру спокойно.

- Тамара, может, нам это снится?

- Да, Гоги, похоже на сон.

- Сердце мое говорит: "Кто за "Орлицу"- тот человек. Кто прислуживает наместнику, царю - предатель".

- Да, странный ты шпион...

- Не называйте меня так...

- Как же величать тебя?

- Дато.

- Наш незваный гость, выходит, благодетель? - Гоги все еще смотрел недоверчиво.

Дато гордо выпрямился.

- Я буду счастлив помочь вам. Не мешкайте! К реке! - Гоги нерешительно переглянулся с Тамарой.

- У нас здесь кое-какие пожитки...- Гоги кивнул, показал на угол, где на полке лежали какие-то бумаги.

- Забирайте с собой.

- Нельзя. Вода погубит.

- Доверьтесь мне! Клянусь Христом богом...

- А у тебя есть бог? - усмехнулась Тамара,

- Совесть и честь - вот мой бог.

Гоги снова переглянулся с подругой.

- Ладно. Вот тебе моя рука.

- Вот - моя.

Три руки соединились вместе.

- Спешите, друзья.

- Постой... Что ж твои сыщики не сунулись сюда следом?

- Я их увел в сторону, а сам - сюда. Но они могут нагрянуть с

минуты на минуту...

- А мы дадим им прикурить. Не с голыми же руками.

- Ваше лучшее оружие - кисть, сотворившая "Орлицу"! - с этими словами Дато шагнул к углу и взял листы: так и есть, фотокопии! Это уверенное движение вновь насторожило тех двоих и чуть не оборвало тонкую нить доверия между ними. Рука Гоги потянулась

к пистолету.

А ты не переметнешься к сыщикам?

- Я сказал! - Дато угрюмо потупился.

- Ладно, верим.

- Бегите.

- А ты?

- Я сказал! - твердо повторил Дато.

- Но это не дело - оставить друга.

- Я их задержу. Встречу честь по чести.- Дато поднял с пола свой пистолет, сдул приставшую пыль.- Уцелею - за вами двинусь, берегом. Найдемся.

- И дальше?

- Дальше - в горы... Может, и к гачагам.

Гоги и Тамара вышли через потайной ход, оттуда, по узкой, спрятанной в кустах лесенке, спустились к реке...

Дато с бьющимся сердцем подбежал к маленькому окошку и уставился в темень, где слышалось могучее дыхание мерцающей Куры, гулко звенящей на перекатах и у песчаных отмелей.

Впотьмах Дато наткнулся на что-то покатое и твердое: это был большой кувшин с вином. Он нашарил чашу, зачерпнул и жадно выпил прохладную бодрящую влагу...

Глава шестьдесят четвертая

Разумеется, вина за все грехи и беды империи неминуемо ложилась на нижестоящих исполнителей непогрешимой высочайшей воли. Независимо от их причастности или непричастности, они должны были представать перед самодержцем с повинной головой и держать ответ. Ложное в самом своем начале высочайшее повеление катилось вниз по ступеням субординации, попутно обрастая усугубляющим их верноподданническим усердием, росло, как снежный ком, и обрушивалось со всею силой на стоящих в самом низу общественной лестницы.

Самодержец метал громы и молнии: когда же, наконец, его верные слуги проникнутся подобающим сознанием важности державных предприятий, когда же они будут достойно радеть о троне и отечестве, когда же они станут людьми, государственными мужами, черт побери!..

Проштрафившиеся или без вины виноватые чины стояли с убитым видом, признавая свои грехи, каялись, клятвенно уверяли в своей преданности его императорскому величеству и решимости пресечь всякий разлад и непорядок.

Доколе, вопрошал раздраженный повелитель, вы, господа, будете превратно толковать мое повеление, валить все с больной головы на здоровую, вы, сановные мужи, доколе будете проявлять столь пагубную нерадивость в государственных делах? Вы, граф, такой-то, вы, князь такой-то, вы, генерал-фельдмаршал!

И начальники будут стоять тише воды, ниже травы, уменьшаясь и умаляясь до микроскопических размеров, боясь встретить давящий, ледяной и грозный взор, готовые провалиться сквозь землю, думая, быть может, о своих прегрешениях, еще и не подозреваемых верховным судьей.

Да, они виноваты, да, они заслужили наказание, иначе непогрешимый император не стал бы произносить гневные речи в их адрес. Если царь-батюшка распекает их, стало быть, за дело, все это ясно, как божий день.