Орлица Кавказа

— Сейчас! — Алов снова прильнул к кувшину и теперь пил уже меньше и не с такой торопливостью. Переведя дух, он стал рассказывать, что в Гёрусе объявились какие-то странные люди, русские, говорят, из самого Петербурга. Народ назвал их «новыми мусульманами». Мужчина по имени Андрей, говорят, знает наш язык, наши обычаи, просит наших людей рассказывать сказки, напевать наши мелодии. Его златокудрая подруга настоящая красавица. Краем уха я слышал, что они собираются найти ход к тебе.

— Это ловушка. Ты все же еще мальчик, очень легковерен!

— Не думаю, Наби. Это враги царя, ясное дело.

— Какие же они враги, если под носом губернатора, рядом с этим «оком его величества» остаются на свободе?

— В том-то и дело, дорогой Наби… Послушай, убери ты свою трубку. Как вам не противно этот дым вдыхать в себя! Гачаг Наби послушно отложил свой чубук.

— В том-то и дело, — продолжал Алов. — «Око его величества» негодяй, но умный человек. Он пронюхал, что Андрей и Людмила хотят найти тебя, встретиться с тобой и не трогает их, постоянно следит.

— Вот видишь!

— Да, но главный сыщик у капитана Кудейкина — это Карапет, которому «око» верит, как самому себе.

— Который это Карапет?

— Ключник!

— Это уже получше, — улыбнулся Гачаг Наби.

Они долго обсуждали эту новость и порешили на том, что встречу Гачага с русскими можно устроить. Если и русские начнут переходить на их сторону, то их отряд быстро будет пополняться, народ окончательно поверит в их силу. Потом разговор перешел на «око его величества». Алов снова стал говорить, о редком уме капитана.

— Никогда не знаешь, что он замышляет. Он один для нас опаснее целого казачьего полка. Что же, его ум — его беда, — вздохнул юноша. — Ничего другого не остается, его нужно убить.

— Как убьешь его? — с искренним огорчением воскликнул Наби. — В стычках с нами он не участвует, в боях я его не видел.

— Вот и говори потом, что я мальчик, — засмеялся Алов. — Кто же сыщика убивает в открытом бою? Его убивают — и все. Тихо, бесшумно. Ладно, потом поговорим. Если разрешишь, я пойду посплю немного. Устал. Продрог.

— Ступай, отдохни, — сказал Наби. — Спасибо за все.

Дверь за Аловом закрылась. Славные люди! Один другого лучше! Стыдно будет с такими людьми не освободить народ. И он стал вспоминать, как Алов пришел в отряд. Никто не знает откуда. При своем веселом нраве этот парень был очень скрытен. И настоящего его имени так никто и не знает. Когда впервые спросили, юноша загадочно улыбнулся и сказал: «Меня все друзья зовут Алов», — и сверкнул глазами, в которых и точно было черное грозное пламя.

Гачаг Наби взял в руки остывшую трубку. За стеной мягко шуршал дождь.

Глава двадцать седьмая

«Генерал стал поправляться, — писал в дневнике его секретарь. — Странная у него болезнь. То оживает и парит орлом, как прежде, красивый и сильный, то падает камнем вниз. Уж не врач ли его вместе с женушкой?.. (Впрочем, не будем судить людей, все мы ходим под богом, а завидовать мне ни к чему), не они ли, словом, все время выбивают генерала из седла. Если да, то зачем, с какой целью?

Вчера, то есть на шестой день нашего пребывания в Зангезуре, губернатор с утра вызвал меня. Он был не в парадном мундире, а в своем обычном, рабочем, и это я нашел хорошим признаком.

— Как тебе живется здесь? — спросил он, поприветствовав меня. — Небось, скучно. Я в твои годы, брат, ни одного дня не мог жить без женского общества!

— Да, этим городишко не блещет, — согласился я. — Я слушаю, ваше превосходительство.

— К черту! — сказал генерал добродушно. — Я пригласил тебя, ты, пожалуй, присядь, торчишь, как унтер. Я пригласил тебя за советом. Нужно ли писать мне сейчас наместнику какое-нибудь донесение?

— Непременно, это ясно безо всяких советов.

— Так вот, прямо сейчас и пиши. Прямо здесь пиши, а то мне, брат, тошно одному!

Я уселся за краешек стола, придвинул бумагу, осмотрел перья и принялся сочинять. Что нужно было передать в донесении? И какой должен быть тон? Тон главное, содержание сейчас никого не интересует. Нужно ли показать, что губернатор, приехав сюда, стал действовать решительно и смело, или напротив, тон должен быть полным смирения, раболепства?

Промучившись с полчаса, я набросал черновой вариант письма.

— Читай, — кивнул головой губернатор.

— „Ваше высокопревосходительство, — начал читать я, опустив высокопарное приветствие. — Помня об оказанном мне доверии я считаю себя обязанным довести до Вашего сведения…“

Дверь открылась, вошла Клавдия Петровна.

— В чем дело? — спросил недовольно генерал. — Вы могли бы заметить, что я работаю и сейчас занят.

Генерал с ней держался сухо, но я заметил, что он не подозревает о ночном происшествии. Губернаторша была спокойна, и тени вины я не заметил на ее прекрасном лице.

— Ах, генерал, я тревожусь за вас.

— Послушайте, — вспылил генерал. — Я хочу избавиться, наконец, от соглядатаев. Их нынче много стало… Ты знаешь — продолжал генерал, обращаясь ко мне, — сегодня ни свет ни заря явился ко мне какой-то капитанишка, стал меня сверлить глазами, учить уму-разуму. Я его вышвырнул отсюда. Кто это, разузнай?