Орлица Кавказа

«Я стал невольным соучастником Гачага Наби, — вспоминал впоследствии Рустам Али. — Почему я не выдал его друзей, а в чем-то и помог им, не знаю, не могу объяснить. Особой любви к господам у меня никогда не было, но и бедным я не сочувствую. Скорее всего я отношусь и к тем и другим, как отношусь к волку и антилопе; идет вечная, великая игра, которую в природе называют борьбой за существование, а в обществе — классовой борьбой. И слабый пусть сам пеняет на себя за свою слабость. Но мне симпатичен Гачаг Наби и его друзья, симпатичны, потому что не могут не знать, что они обречены на скорую гибель, и все же сражаются. Жизнью ради них я рисковать не стану, а помочь приятно.

Совершенно случайно я узнал вчера тайну Наби. Мне удалось выманить поздним вечером из дома дочь армянского купца. Смуглые женщины вообще ко мне неравнодушны, хотя сам я предпочитаю светловолосых. Вначале девушка жеманилась, но потом позволила увлечь себя к берегу реки, к густым зарослям, что находится между лесом и домом, где живет ключник местной тюрьмы.

Луна была прикрыта легкими облаками, ее рассеянный свет смягчил резкие черты лица девушки, и мне очень хотелось поцеловать ее полные губы долгим поцелуем, почувствовать, как трепещет в объятиях ее созревшее для любви тело. Я подбирался к своей цели как искусный вор: читал стихи, поглаживал ее густые волосы. В стихах она, конечно, ни черта не понимала, но в моем голосе было томительное желание, и она стала ему понемногу уступать, наконец мы, точно по сговору, внезапно приблизились друг к другу. Вдруг совсем рядом раздались мужские голоса. Тело девушки напряглось, она с непостижимой силой раздвинула мои руки, оттолкнула, юркнула в заросли — и была такова!

Делать было нечего, я стал прислушиваться. Говорили на смеси татарского, армянского и русского языков, но все три я знал достаточно хорошо и не упускал ни слова.

— Разве нельзя было поговорить в доме? — спросил голос с армянским акцентом. Кажется, это был ключник тюрьмы.

— Я всегда боюсь Айкануш, — возразил властно другой мужчина.

— Как тебе не стыдно, Аллахверди? — сказал ключник, это был точно он, у меня хорошая память на голоса. — Разве моя жена не заслужила вашего доверия, каждый день рискуя жизнью.

— Дело не в этом, Карапет. Женщина, она всегда остается женщиной. Завтра ее задержат на базаре, и она — в отместку ляпнет что-нибудь жандарму, чтобы позлить. И тогда все рухнет.

— Будто бы у вас не было времени, чтобы убедиться в ее преданности!обиженно проворчал ключник.

— Да успокойся ты, не время сейчас глупости говорить! Слушай меня внимательно. Час назад я виделся с Гачагом Наби!

— Он здесь?!

— Да, тише ты, ради бога! Да, здесь! Ему нужен точный план тюрьмы. Со всеми ходами и выходами. Состав тюремного гарнизона, количество оружия а, главное, местонахождение этого сыча — „ока его величества“.

— Для чего это? — и дальше что-то испуганным шепотом, я не расслышал.

— Я всегда говорил, что страх с глупостью брат с сестрой! — повысил голос его собеседник. — У нас мало времени. Ты сейчас должен вернуться в тюрьму, и сегодня же осмотри все внимательно. Утром потолкуем.

— Я одного не понимаю, — обиженным тоном заговорил ключник. — Если Гачаг собирается совершить налет на тюрьму, то зачем нам тогда подкоп. Зачем подвергать ежедневно себя опасности?

— Как раз о подкопе… Гачаг Наби сказал, что мы медленно движемся вперед, и хотел было сам идти сюда. Мы его насилу остановили. Так что надо работать день и ночь.

С гор повеяло свежим предутренним ветром, облака стали рассеиваться, и полная луна озарила все вокруг белым светом. Мне до смерти захотелось увидеть того мужчину, которого ключник называл Аллахверди. Я раздвинул заросли, пробрался поближе к крутому берегу реки, но ветка, за которую я держался, хрустнула, и меня потянуло вниз. На счастье, ударившись об валун, я не попал в воду. Оправившись немного от испуга, раздирая одежду, я бросился бежать вдоль берега и через час, перепачканный, весь в ссадинах, но довольный собой, добрался до дома, разделся, ополоснул лицо и лег в постель.

Назавтра, сославшись на поручение генерал-губернатора, я велел приставу найти хоть из-под земли ключника Карапета и доставить его ко мне. Пристав оказался такой дубиной, что, встретив Карапета возле тюремной ограды, торжественно объявил ему об аресте и приволок полумертвого от страха ключника. Я обозвал пристава болваном — дурные привычки начальства заразительны — и прогнал его.

— Что, ключник? — спросил я. — Видно, нелегкая у тебя служба коль ты так исхудал?

— Где же быть ей легкой, ваше благородие, — ответил Карапет с дрожью в голосе.

— Чего ты боишься? — полюбопытствовал я. — Что тебя могут расстрелять или того, что ты не сумел предупредить своих друзей о твоем аресте?

— Много ли у меня друзей? — пытался усмехнуться Карапет, но губы ему не повиновались. — Я сам да моя жена — все мои друзья на белом свете.

— Так ли? — улыбнулся я. — А капитан Кудейкин, твой хозяин, разве не друг он тебе?