И пусть бы его, да командиры эсеровских дружин, оставшись без «головы», стали всё менее охотно прислушиваться к распоряжениям штаба. Мы с Глебом уже всерьёз подумывали об отзыве Шефа с программы «Минута революционной славы», когда в штаб явился Александрович и принял руководство боевыми группами (так именуют боевые дружины сами эсеры) на себя, «пока Странник отвлечён партией для другой работы». Он оказался весьма толковым парнем. Быстро приструнил своих командиров и сам в бутылку не лезет. Со мной поддерживает ровные товарищеские отношения, а Глебом открыто восхищается. Так что штаб по-прежнему держит контроль над всеми боевыми дружинами. Жаль только, что сами дружины для такого огромного города как Петроград крайне малочисленны. Число бастующих и, соответственно, митингующих, растёт как снежный ком. Нам, чтобы прикрыть все организованные митинги и демонстрации приходится дробить группы и всё равно людей не хватает. Тем более что большинство полицейских благодаря нашей агитации или просто из чувства самосохранения покинули улицы, оставив весь общественный порядок практически на нашу ответственность. Хорошо хоть часть блюстителей порядка удалось привлечь к сотрудничеству, и они, поснимав мундиры, присоединились к нашим постам у хлебных лавок. Высвободившихся таким образом дружинников штаб направил на охрану митингов и демонстраций, сняв оттуда почти всех «самопальщиков». Из них, помимо оперативного резерва, образованы летучие отряды, которые на извозчиках мотаются по городу пытаясь пресечь погромы и столкновения в местах стихийных выступлений. Не всегда поспевают вовремя, потому счёт убитым и раненым с обеих сторон уже открыт.
Шеф появился в штабе под вечер с лихорадочно блестящими глазами, всклокоченный внутренне и внешне. Глеб молча пододвинул в его сторону стакан с чаем который только что организовал для себя. Шеф отхлебнул, удовлетворённо кивнул и торопливыми глотками выпил обжигающий напиток. Потом отодвинул стакан и обвёл нас возбуждённым взглядом.
— Слышали последние новости?
— Если ты имеешь в виду указ царя о приостановлении работы Думы то да, слышали, — сказал Глеб.
— А о том, что командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант Хабалов получил от царя приказ подавить выступления в Петрограде силой оружия – вы тоже слышали?
— Это точно? — напрягся Александрович.
— Абсолютно точно!
Твёрдость утверждения Шеф основывал на хорошем знании истории, и мы с Глебом были с ним в этом абсолютно солидарны.
— Что известно штабу о настроении среди солдат гарнизона?
Шеф уверенно взял бразды правления в свои руки, и никто из присутствующих не стал ему в этом препятствовать.
— Гвардейские части представлены в столице в основном своими запасными батальонами, — взял на себя роль ответчика Александрович. — Поэтому, даже внутри элитных частей агитация ведётся достаточно успешно. Можно с уверенность сказать, что большинство частей даже не удастся вывести из казарм, а те, что выйдут, вряд ли будут стрелять в народ.
Я, Васич и Шеф переглянулись. Увы, знание истории не позволяло нам разделить оптимистический взгляд товарища Александровича на завтрашний день. Потому Глеб с сомнением покачал головой.
— Я бы очень хотел, товарищ Александрович, чтобы вы оказались правы, но мы должны быть готовы и к иному повороту событий. Поэтому предлагаю следующий план…
Один из пунктов предложенного Глебом плана предусматривал захват боевых машин Запасного автомобильного бронедивизиона в ночь с 25 на 26 февраля. И тут треба (нахватался у Шефа словечек) кое-что заяснить. Мастерские бронедивизиона, к которым я был приписан, и где, поскольку не появлялся на службе уже несколько дней, числился, наверное, в дезертирах обслуживались в основном солдатами. А вот экипажи боевых машин состояли, опять-таки в основном, из офицеров. Вот и было решено, офицеров нейтрализовать, солдат переодеть в их форму и рассадить по броневикам, а потом расставить машины по городу в заранее намеченных точках, во дворах, чтобы не привлекали до поры внимания. На всё про всё нам давалась ночь, поэтому заявился я в родные казармы вскоре после отбоя. Прибыл я туда облачённый в офицерскую форму с погонами капитана и сразу затребовал к себе Елина. Вожак местных большевиков спросонья не сразу сообразил, кто перед ним стоит, а когда понял, то расхохотался и мы обменялись дружеским рукопожатием.
— Вот что, Георгий, — начал я тоном, не допускающим возражений, — времени у нас мало, так что кончай зевать и слушай сюда…
К концу вводной Елин окончательно проснулся, потому, как только я закончил, сразу обратился к дневальному:
— Поднимай батальон!