Орлы и звёзды

— Вот и ладно! Теперь, товарищи, хотелось бы услышать о вашем житье-бытье…

* * *

Да, накипело у ребят. Как они до сих пор некоторым офицерам спины не продырявили – диву даюсь. После того, как волна матросского гнева пошла на убыль, вновь беру слово:

— Даже не знаю, что и сказать. Вас послушать, так всех офицеров в расход пустить надо. А ведь без офицеров корабль – не корабль. Или вы думаете иначе?

— Да нет, всё правильно, куда без офицеров, — неохотно согласился со мной Звягинцев.

— Тогда давайте поступим так. Передо мной список офицеров крейсера. Я буду называть фамилии, а вы решайте: быть офицеру на борту или нет. Арестованных командира и старшего помощника обсуждать, я думаю, не будем? Или вы считаете иначе?

— Да какой иначе! — воскликнул Звягинцев. — После того, как они нам сегодня револьверами в рожи тыкали, братишки на них шибко злые. Тут им всё равно кранты.

* * *

Мои опасения оказались напрасными. Хотя комитетчики во время обсуждения основательно промыли косточки своим командирам, но помимо Никольского и Ограновича (старший офицер «Авроры») к списанию на берег «приговорили» всего двух офицеров. Теперь предстояло самое трудное: разговор с офицерами. Исполнение этой миссии я возложил целиком на себя. Комитетчиков перед тем, как им покинуть каюту, предупредил:

— С офицерами, которым вы сами доверили командование крейсером, надлежит обращаться согласно действующему уставу.

После этих слов в командирской каюте заштормило. Я с невозмутимым лицом дождался, пока матросы немного успокоятся, потом вернул слово себе:

— Флот без дисциплины – рыбацкая артель, и даже хуже. Дисциплина в военном флоте была, есть и будет! А в революционном флоте тем более. С этого дня крейсер является общенародной собственностью. А за сохранность этой собственности и за боеготовность корабля отвечает теперь вся команда и в первую очередь судовой комитет! Я ведь вас спрашивал, можете служить Революции без офицеров? Вы ответили «нет». А раз «нет», то извольте исполнять приказы тех офицеров, которых вы сами над собой поставили. Но только по службе! Вне службы и у вас, и у них совершенно одинаковые права. А насчёт устава не беспокойтесь. В ближайшее время некоторые наиболее реакционные положения будут отменены. А пока терпите!

* * *

С офицерами я беседовал с каждым по отдельности. Душой не кривил. То, что с этого дня служить им будет значительно сложнее – не скрывал. И был очень рад тому, что когда за последним офицером закрылась дверь каюты, «Аврора» не осталась ни без командира, ни без командного состава, хотя и весьма поредевшего.

Оставив каюту, в которую вот-вот должен был вселиться её новый владелец, я пошёл искать комитетчиков. Зачитал им новую судовую роль и ещё раз напомнил: с офицерами должно обращаться как со старшими по званию и должности.

— Это мы уже уяснили, — хмуро сказал Звягинцев. — И до команды тоже довели.

— До всех дошло? — поинтересовался я.

— До большинства дошло, а тех, кто попробует бузить, будем приводить в чувство по нашим матросским рецептам! — твёрдо заявил Звягинцев.

Потом он протянул мне лист бумаги. Это было обращение моряков крейсера «Аврора», подписанное от имени команды судовым комитетом, к объединённому штабу с просьбой считать корабль боевой единицей Красной Гвардии. Я убрал бумагу в карман и улыбнулся комитетчикам.

— Мне пора. Арестованных заберу с собой. Ну и товарищей делегатов тоже прошу на борт моего сухопутного катера. С остальными будем прощаться!

Пожимая руку Звягинцеву, негромко напомнил:

— Офицерам, пожелавшим покинуть борт, препятствий не чинить и кортиков у них не отбирать. Насчёт сдачи огнестрельного оружия они предупреждены.

— Не сомневайся, товарищ Ежов, всё сделаем как надо!

Глава шестая

МИХАИЛ

Я, несмотря на то, что всё о ней понимал, всегда был рад видеть Нину. Но сегодня она меня откровенно достала. Примерно с час она таскалась за мной по коридорам Таврического дворца, вызывая всё большее раздражение. И вот когда я был уже готов сказать пару неласковых слов, она исчезла. Сказала: «Помчусь, всё расскажу Зиночке!» – чмокнула в щёку и испарилась, оставив после себя едва уловимый запах так нравившихся мне духов. Я смотрел на исчезающий шлейф её следа и испытывал огромное облегчение, которое, видимо, проступило на моём лице, потому что возникший подле меня Александрович задумчиво произнёс:

— Я полагал, что у вас всё намного серьёзнее.

— В постели – да, но не в этих же коридорах?!