Ороборо: Изгоняющий кошмары (СИ)

Первым к кухонному столу пожаловал Чип, обошёл по кругу, добрался до миски на полу, обнюхал и недовольно покосился на Кёнсу. Еду пёс принимал и из рук Кёнсу, но всегда тщательно обнюхивал и никогда сразу не набрасывался. Первое время Кёнсу подумывал о том, что можно и убрать собаку, но вскоре пришёл к выводу, что посторонние примеси в еде Чип всё же почует. В общем, такой риск себя не оправдал бы.

Кёнсу забрал миску у Чипа, вернул через пару минут. Чип предсказуемо всё обнюхал, лизнул на пробу, выждал немного и только тогда взялся за угощение всерьёз, но при этом продолжил с подозрением коситься на Кёнсу.

Меховой зубастый засранец.

Кёнсу слегка помассировал пострадавшую от зубов Чипа ладонь, взял со стола чашку с кофе и сделал маленький глоток. Горячо, но освежающе.

Присев на край стула, снова глотнул кофе и ещё раз прокрутил в голове план. Три дня на поездку. Если привести план в действие сразу, не покажется ли это подозрительным? Очень даже может быть. Хотя играли роль и вопросы, оставшиеся без ответов. Кёнсу всё же хотел кое-что узнать о Чонине, пока это было возможно, значит, выполнить заказ лучше под занавес.

Пока это выглядело просто, но Кёнсу знал наверняка, как будет трудно на деле. Ещё он знал, что жить во тьме сложно. Знал, что есть тысяча оправданий тому, что он собирался сделать. Знал, что есть тысяча доводов, делающих смерть Чонина правильной и закономерной. В конце концов, всем придётся умереть так или иначе. И Чонину — тоже. Кёнсу просто не хотел его убивать, и вот это можно было обозвать тоже тысячей слов: от слабости до непрофессионализма. Но личные соображения не должны мешать работе, иначе…

Насколько было бы проще, если бы год назад у Шивона ни черта не получилось бы. Или если бы год назад Хон Сончжин потребовал именно смерти Чонина. Случись всё так — и Кёнсу никогда бы Чонина не встретил.

Красивое оправдание, но насквозь лживое. Потому что причина не в Чонине, а в самом Кёнсу. Потому что не Чонин принимал за него решения. Кёнсу сам решал за себя. И за каждое своё решение он сам нёс ответственность. Вот так вот просто.

Кёнсу мог быть паршивым профессионалом, не вопрос, но трусом он не был никогда, потому признавал собственные просчёты прямо и честно. Это он сам заинтересовался Чонином. Это он сам полез распутывать клубок и рыться в том, что его не касалось. Это он сам сделал шаг вперёд, чтобы оказаться к мишени непозволительно близко. Это он сам сделал ошибку, несмотря на предостережения и науку Шивона. И он сделал это осознанно, понимая, какими могут стать последствия.

И, чёрт возьми, Кёнсу сам читал инструкции по заказу, когда принимал его. Мог ведь отказаться, потому что уже тогда заказ ни черта не был обычным. Потому что уже тогда ясно было, как день, — заказ паршивый. Только Кёнсу согласился. Несмотря ни на что.

А теперь вот сидел и пытался найти сбой в системе, глупо надеясь, что это ему чем-то поможет. И прекрасно понимал при этом, что тут лишь один выход — довести дело до конца. Если он до конца дело не доведёт, контора, скорее всего, от него избавится. Потому что контору не устроят его объяснения. Потому что исполнитель, не справившийся с работой один раз, может не справиться снова. Потому что один просчёт всегда накладывает отпечаток на образ мыслей исполнителя. Потому что нельзя один раз отступить от правил и сохранить себя прежним. И это — правильно. Кёнсу отлично понимал мотивы руководства и политику конторы в этом свете.

Зато он не понимал, как удалось Шивону столько лет проработать в конторе и не оступиться. Где она вообще — эта грань?

Кёнсу допил кофе, но ответа на вопрос так и не нашёл.

Путь к побережью показался долгим и тягостным, потому что Чонин молчал, а Кёнсу не знал, с чего начать разговор. Оживлённым казался только Чип, метавшийся по салону автомобиля. Потом Кёнсу арендовал катер, перетащил туда две сумки с вещами, отвёл Чонина и сел с ним рядом. Чип покрутился возле них и ушёл обнюхивать хозяина катера. Тот трепался за троих и рассказывал о погоде на побережье, паршивой рыбалке и наплыве туристов. Кёнсу его не слушал и наблюдал за Чонином.

Чонин по-прежнему выглядел полностью погружённым в себя и безразличным ко всему, но Кёнсу подмечал, с какой жадностью он вдыхал солоноватый морской запах.

Катер пришвартовался у нужного островка с западной стороны. Тут удобнее было подходить к обрывистому берегу. Старые мостки ещё вполне годились для использования, а от них вверх по склону убегала узкая тропа, ведущая к дому.

Кёнсу расплатился и договорился с владельцем катера, что тот заберёт их к вечеру третьего дня. Договорились на семь часов. Потом Кёнсу шагал по тропе, а Чонин шёл следом, удерживаясь за его плечо.