Чонин поднялся на ноги и протянул ему руку. Обнажённый, мокрый — и солнце за его спиной. Он прямо сейчас походил на водного духа или морского бога. Кёнсу неуверенно прикоснулся к твёрдой ладони. Учиться плавать он не хотел вовсе, но это тоже своего рода испытание. На то самое доверие. Откажись он — и Чонин уж точно вряд ли станет доверять ему сам.
Кёнсу различил тихий смешок и вскинул голову. Чтобы замереть на месте. Потому что Чонин улыбался. Улыбался по-настоящему. Впервые — для Кёнсу. Чонин светился — озорством в каждой чёрточке. Серьёзный Чонин и Чонин улыбающийся напоминали двух разных людей. Зато Кёнсу хорошо теперь понимал, почему Хон Сончжин не пытался заставить Чонина прийти к нему, почему Хон Сончжин так желал, чтобы Чонин пришёл к нему сам. Потому что такую улыбку не выбить силой, не купить, не украсть. Её можно получить лишь в дар. По доброй воле. Никак иначе. И Хону проще в самом деле убить Чонина, чем позволить кому-то другому получить эту улыбку.
— Не бойся, тут всё ещё мелко.
Кёнсу и не боялся. Он вообще забыл, что они собрались делать. Просто поднялся на ноги, шагнул к Чонину, провёл ладонью по груди вверх, обхватил за шею руками и попробовал сияющую улыбку губами. Не позволил Чонину отстраниться и потянул к себе. Тянул, пока не споткнулся и не плюхнулся в воду вместе с Чонином, но и тогда не отпустил. Они кое-как выползли из воды, но тут же растянулись на согретом солнцем граните, заодно намочив одежду Кёнсу.
Это было неправильно, но Кёнсу по-прежнему не отпускал Чонина. Неправильно, потому что Кёнсу не испытывал желания близости — до этого. До этого близость всегда рассматривалась им как инструмент. Но не сейчас. Ведь он уже всё решил и собирался убить Чонина. Секс с Чонином больше не имел смысла при таком раскладе, и Кёнсу не планировал ничего подобного. Только прямо сейчас он с силой прижимал Чонина к себе, целовал и не собирался останавливаться.
Помимо умения танцевать Чонин обладал ещё одним несомненным талантом — умением ломать все планы Кёнсу и спутывать карты именно тогда, когда этого никто не ждал. Он с лёгкостью вносил хаос в любую упорядоченную систему Кёнсу. Спонтанно, но иногда казалось, что это похоже на расчёт.
Хотя в эту конкретную минуту на расчёт походило вообще всё. Каменная плита под спиной Кёнсу нагрелась, впитала в себя тепло солнца, а Чонин был ещё горячее. Прозрачные капли на их телах таяли будто по волшебству, а рядом шептали что-то неразборчивое волны, мягко набегавшие на берег. Ни души вокруг, только они двое, Чип и высоко в небе — солнце.
Тишину глубоких жадных поцелуев разбавляло сдвоенное тяжёлое дыхание. Плеск волн сливался с гулким стуком сердца, отдававшимся даже в висках. Кёнсу крепко удерживал смуглое гибкое тело, не позволяя отстраниться даже на сантиметр. Так близко, чтобы Чонин чувствовал возбуждение Кёнсу. Чтобы не мог отказаться от сделанного ему предложения.
“Улыбнись. Ещё хоть один раз. Только для меня и так, как умеешь только ты”. Кёнсу ни за что не сказал бы это вслух, но ничто не мешало ему повторять это в мыслях раз за разом, словно мантру. Он смотрел Чонину в лицо и не собирался отводить взгляд.
Читать под тёмными ресницами было нечего, зато резкие черты менялись. От лёгкого удивления до откровенного желания.
Чонин приподнялся над Кёнсу, оперевшись руками о гладкую каменную поверхность, потом прижался бёдрами к бёдрам Кёнсу и с нарочитой медлительностью потёрся. Кёнсу держался изо всех сил — безумно хотелось прикрыть глаза от удовольствия, потому что о его напряжённый член тёрся столь же напряжённый член Чонина. Даже мышцы живота заныли от нарастающего возбуждения, как и мышцы на внутренней стороне бёдер. Кёнсу уже плохо понимал, что он делает и как. Просто отпустил поводья и позволил телу самому решать, что и как будет дальше. Раздвинул ноги, сжал ими бока Чонина, чтобы лучше ощущать каждое движение и быть близко до предела.
Затуманенный предвкушением разум ещё подавал признаки жизни, поэтому Кёнсу дотянулся кончиками пальцев до валявшихся неподалёку брюк и нашарил в кармане тюбик со смазкой, а вот на поиски презерватива его уже не хватило. Он обхватил руками Чонина и попытался одновременно скрутить крышку с тюбика, пока горячие губы измеряли в поцелуях его шею от уха до ключицы. Чонин осторожно прикусил зубами кожу у основания шеи. Со слабым стоном Кёнсу дёрнулся и скрутил-таки крышку. Она покатилась по камням. Кёнсу выпустил из пальцев и тюбик, едва кожу похолодило выдавленной смазкой. Поскольку Чонин был очень занят его шеей и отлипать от неё точно не собирался в ближайшее время, Кёнсу пришлось самому засунуть в себя пальцы. Причём Чонин ему мешал, тесно прижимаясь и не позволяя свободно орудовать зажатой между их телами рукой. Не специально мешал. Скорее, не улавливал нюансы до конца, поскольку ни черта не видел.