Для Файвелов, наблюдавших за игрой Оруэлла ("Он был совершенно очевидно предан маленьким детям"), к самозабвенному, "неподвижному" молчанию Эйлин добавилась вторая загадка. Это была бездетность пары. Некоторые из самых восторженных писем Оруэлла к друзьям в первые годы его брака касаются рождения детей: он поздравляет Коллингов с рождением их дочери Сюзанны, уверяет Рейнера Хеппенстолла, гордого отца девочки: "Как прекрасно иметь собственного ребенка. Я всегда мечтал о таком". Что его остановило, недоумевали Тоско и Мэри. Примерно в это время Памела Варбург добровольно передала Файвелу информацию о том, что Оруэлл был или считал себя бесплодным, но нет никакой возможности доказать, что это было не более чем предположение Оруэлла о самом себе: он предложил ту же информацию Хеппенстоллу в начале 1938 года. При всем этом нельзя игнорировать вопрос о здоровье самой Эйлин. За самоуничижительной реакцией на смерть брата последовала серьезная болезнь, которая затянулась на весь следующий год и вполне могла иметь гинекологическую основу. Вполне возможно, что восторг Оруэлла по поводу детей проистекал из страха, что у него самого никогда не будет ребенка.
В любом случае, как не раз признавал Оруэлл, личные трудности - да и вообще любые индивидуальные или профессиональные достижения - могут показаться незначительными на фоне общей суматохи. Битва за Британию была в самом разгаре; вскоре должен был последовать Блиц. Существовали искренние опасения, что правительство собирается заключить сделку, которая предотвратит нацистское вторжение. Ходили слухи, что бывший либеральный премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж рассматривался в качестве "потенциального Петена Англии", - признался Оруэлл в своем дневнике, мрачно добавив: "Легко представить его в этой роли". Оглядываясь на вторую половину 1940 года, прогрессивные наблюдатели склонны были поздравлять себя с тем, что они считали очень близким событием. Помните, мы ожидали распродажи или успешного вторжения в любой момент", - вспоминал один левый друг. В разгар чрезвычайной ситуации иногда необходимо было изменить свои приоритеты и позволить личным амбициям отойти на второй план после коллективистских побуждений. Сажая следующей весной картофель в Уоллингтоне, Оруэлл задумался о том, насколько высоко может стоять его профессиональная деятельность в сравнении с потребностью страны в ресурсах. Было бы странно, - размышлял он, - если бы, когда наступит осень, картофель показался более важным достижением, чем все статьи, передачи и т.д., которые я сделал". которые я сделал".
Но все еще можно было получать удовольствие от случайных проблесков ушедшего мира. Проезжая в середине августа по Портман-сквер в Лондоне, Оруэлл был очарован видом "четырехколесного кэба, в довольно хорошем состоянии, с хорошей лошадью и извозчиком вполне в стиле до 1914 года". Вскоре после этого он провел "два славных дня" в Уоллингтоне, взяв Маркса на охоту за кроликами во время сбора урожая. Также упоминается "ситуация с деньгами", которая становится "совершенно невыносимой", и письмо в налоговую службу, в котором он "указывает, что война практически лишила меня средств к существованию, и в то же время правительство отказывается дать мне какую-либо работу". Финансы Оруэлла в начале 1940-х годов не поддаются восстановлению, но письмо в налоговые органы - несомненно, вызванное перепиской, которую он показывал Файвелу на ферме Скарлетт, - выглядит загадочно. Подоходный налог на тот момент составлял 5s 6d в фунте для плательщиков базовой ставки. Несомненно, доходы Оруэлла сократились из-за войны, но он по-прежнему зарабатывал деньги на рецензиях, а его зарплата за "Время и прилив", хотя и небольшая, была регулярной. Эйлин большую часть времени работала и жила со своей семьей, а расходы на содержание "Магазина" с его 7s 6d еженедельной арендной платой вряд ли были чрезмерными. Вероятнее всего, деньги были причитающимися за предыдущие налоговые годы, а неспособность Оруэлла работать во время его болезни и выздоровления в 1938-9 годах привела к накоплению долга, который все еще не был погашен.