Оруэлл: Новая жизнь

Оруэлл явно был готов к вдохновению. Но другая его часть была отправлена по спирали в глубочайшее расстройство. Обычная недосказанность - такая характерная черта его писем и дневников, что редкие случаи, когда он дает себе волю, могут быть разрушительными - настоящий человек внезапно появляется из-под кургана вежливости и утаивания. Один из таких случаев произошел 25 июня, в день его тридцатисемилетия, когда после собеседования в батальоне внутренней службы - подразделении армии, предназначенном для обороны страны - он вернулся в Дорсет Чэмберс и начал длинное и чрезвычайно страдальческое письмо Бренде Салкелд. О его тоне можно догадаться по вступительному залпу, в котором Оруэлл заверяет свою корреспондентку, что "я так часто пытался забыть тебя, но мне это так и не удалось". Далее следует бюджет новостей: крах схемы Корпуса полевой охраны; его надежды на батальон внутренней службы ("Мне, конечно, придется начать рядовым, но я чувствую, что с моей безупречной работой я скоро стану по меньшей мере сержантом, хотя говорят, что безупречная работа бесполезна в армии, но главная трудность - пройти врача"); и, учитывая его прежний энтузиазм, несколько любопытно терпких замечаний о его участии в LDV, "которое в Лондоне - чистая и простая шутка".

Что касается самой войны, то взгляд Оруэлла не совсем пессимистичен. Хотя ему кажется чудом, что Англия еще существует: "Я думаю, что мы можем спастись, если вовремя деблимп, но боюсь, что потребуется еще одна катастрофа, чтобы выгнать всех имбецилов и предателей с работы, и всегда есть вероятность, что следующее поражение будет фатальным". И вдруг прилив необузданных эмоций начинает разливаться по странице:

Мне интересно, счастлива ли ты. Если все распадется и пойдет кувырком, как я боюсь, я должен попытаться увидеть тебя снова. Ты такая большая часть моей жизни. Ты помнишь наши прогулки в Блитбург и то время, когда мы нашли гнездо соловья? И ту прекрасную прогулку прошлым летом перед началом войны?

Все это - выраженные чувства, ситуативная атрибутика (Саффолк, гнезда соловьев, "прекрасные прогулки") - кажется, в огромной степени раскрывает отношение Оруэлла к женщинам, то, чего он хотел от них, и боль, которую он испытывал, когда эти желания не были удовлетворены. Хотя по всем признакам он счастлив в браке с Эйлин, он явно рассматривает Бренду как человека, которому он должен передать всю неудовлетворенность и беспокойство, вызванные первыми девятью месяцами войны. Возникает даже ощущение, что он считает себя частью эмоционального треугольника, истинные размеры которого он никогда не сможет раскрыть. Напоминая ей об их (предположительно) тайной встрече на Рождество, он признается: "Я не мог объяснить тогда про тебя + меня + Эйлин, ты не хотела этого, + конечно, такие отношения, которые существовали между нами, были несправедливы + невозможны для тебя". Столь же очевидно, что Эйлин в какой-то степени является участником этих сделок или, по крайней мере, приглашена прокомментировать их:

Эйлин сказала, что хотела бы спать с тобой примерно два раза в год, просто для того, чтобы я был счастлив, но, конечно, мы не можем управлять такими вещами. Жаль, что мы никогда не занимались любовью как следует. Мы могли бы быть так счастливы. Если все действительно рушится, я постараюсь увидеться с тобой. А может, ты не захочешь? У меня нет прав на тебя...

Однако, несмотря на более широкие обстоятельства, в которых оно было написано, это, должно быть, одно из самых откровенных писем, которые когда-либо писал Оруэлл. Что Бренда думает об этом? Есть слабый намек на то, что эмоции в основном на одной стороне (что "возможно, вы бы этого не хотели"), что Оруэлл проецирует на их отношения значение, которое она, вероятно, хотела бы отрицать. В любом случае, тревоги были неуместны. Продвижение Гитлера остановилось у Ла-Манша. Англия держалась. А Бренда исчезла из его жизни на следующие шесть лет.

Глава 21. Патриоты и революционеры

 

В течение двух лет нас либо завоюют, либо мы станем социалистической республикой, борющейся за свою жизнь, с тайной полицией и голодающей половиной населения.

Дневник, 18 мая 1941 года

 

Война и революция неразделимы. Мы не можем установить социализм, не победив Гитлера; с другой стороны, мы не можем победить Гитлера, оставаясь экономически и политически в девятнадцатом веке.

Лев и единорог: Социализм и английский гений