Оружейник

Пальнул я в обоих, но попал лишь в правого, с карабином, а в следующий миг кувыркнулся вперед, пропуская выстрел над собой и, крутанувшись, сбил гвардейца с ног. Тот с грохотом — и откуда столько шума, щуплый же на вид! — упал, но оружие не выпустил и пришлось сначала пнуть его ногами в лицо и грудь, отбрасывая в угол, а потом стрелять вслед. Удивительно, что я себе при этом не прострелил ногу… но все как-то получилось и даже отбитое о пол плечо не очень ныло.

— Мог бы и без этого цирка… — проворчал Их Ситяельство. Только теперь я понял, что тот грохот был выстрелом его револьвера. — Устроил представление…

— Сам не рад.

Гвардейцы нам попались нерядовые — достреленный Князем носил капральские нашивки, а вооружен был "Эль Тигрой", испанской копией девяносто второго "винчестера" под.44–40. Довольно неплохой левер, Тереса наверняка будет рада такому трофею, хоть это и не её любимый "тридцать-тридцать".

А вот убитый мной молодой офицер орудовал еще более экзотичной штукой. Копия "девяносто шестого маузера" от местной "астры", только переводчиком режимов огня и сменными магазинами на двадцать патронов под испанский же "девятка-ларго". Фактически компактный пистолет-пулемет, хоть и не такой удобный, как "томпсон" или наши "фольмеры", но в ближнем бою весьма злобная машинка. Мне… да и всем нам просто повезло, что испанец не ждал удара в спину и ему потребовалось время осознать, что в помещение ворвался кто-то чужой. Успей он дать очередь, меня с Князем точно бы срубил, да и Леви могло зацепить…

— Идем дальше?

— Сейчас… — я наклонился, чтобы поднять магазин от "астры" и как раз в этот момент в комнату влетели сразу две пули. Одна свистнула рядом с Князем, заставив его отшатнуться, вторая прошла над моей головой, заставив растянуться на полу. Судя по звуку и размерам дыр в стене, "удачно" пальнули по нам из двухстволки.

— Вот сукины дети, а! — Их Сиятельство, встав сбоку от окна, попытался выглянуть и тут же отшатнулся назад, когда еще одна пуля превратила в щепки кусок рамы. — Было же сказано: как войдем, стрелять по правой стороне здания!

— Скорее всего, они туда и стреляют, — возразил я, оползая в угол. — Ну, примерно в ту сторону, с поправкой на криворукость.

— Да?! Эти горе-снайпера чуть нас обоих не укокошили!

— Может, просигналить им? — Леви Минц в комнату заходить не стал, присев на колени около двери. — Вон в углу перевернутая тумбочка, на ней красная скатерть…

— Это бордовый…

— Да хоть серо-буро-малиновый! — фыркнул я. — Нацепи эту тряпку на ствол и помаши в окно. Хуже точно не будет…

Я действительно так считал. Секунд пять-семь. Наивный… мог бы вспомнить, что это Испания и здесь опасно показывать красные тряпки.

В донесшемся до нас победном вопле различить отдельные слова было почти невозможно. "Вива" еще угадывалось, а вот остальное уже нет, видно, почти каждый орал что-то свое. В любом случае этот вопль свое дело сделал — заставил оставшихся защитников полицейского участка растерянно замереть на те несколько мгновений, что потребовались вынырнувшей из клубов дыма толпе. Вместо дружного и слитного залпа прогремело всего несколько выстрелов, кто-то упал, но сбить атакующий порыв не вышло, наоборот, повстанцы бросились вперед еще быстрее… и тут уже нервы защитников не выдержали…

— Сейчас они… — начал я, но мои слова заглушила очередь. Длинная, на весь магазин — Леви Минц щедро полил коридор пулями, загоняя выскочивших обратно в их норы. А затем первые атакующие добежали до участка и за стеной гулко ухнуло, заставив здание подпрыгнуть и засыпать нас пылью и кусками штукатурки.

— Чертовы бомбы…

— Надо было приказать утопить их нахрен… — то ли прошептал, то ли подумал я, глядя как в разбитое окно лезет какая-то перекошенная багровая харя. Вроде бы в отряде Тересы таких уродов не имелось. Кое-как перевалив тушу через подоконник, этот краснорожий не придумал ничего умнее, чем наставить на Князя дробовик и проорать что-то вроде: ¡Ríndete, hijo de puta!

Разумеется, он тут же лишился ружья, получил по морде прикладом отобранного, сел прямо на труп у окна и совершенно по-детски заревел, размазывая по роже слезы и кровь из разбитого носа. Зрелище до того жалкое, что даже пристрелить его не хотелось. А хотелось просто закурить, пуская в потолок дымные колечки, а заодно понадеяться на чудо — что так нужная нам рация в этой замятне не превратилась в груду битых деталей.

Потому что если чуда не случится, у нас оставался лишь один способ получить доступ к радиостанции. Ниточка, за которую я при любых других обстоятельствах не стал бы дергать.

***

— Чаю хотите?