Кейд подался вперед. Та вещь, которую он сейчас собирался сказать, комом застряла в горле. Какую‑то долю секунды он даже не был уверен, хватит ли у него духа произнести то, что хотел. Однако он все‑таки сделал над собой усилие и спросил:
— А Император? — в наступившей тишине Кейд слышал только буханье собственного сердца, которое, похоже, готово было вот–вот выпрыгнуть из груди. — Император, почему он позволяет все это? Почему?
— Император — такая же ложь, как и все остальное, — совершенно спокойно ответил Верховный Правитель, словно бы и не замечая состояния Кейда. — Император не может этому помешать. Если он только попытается каким‑то образом вмешаться в управление Империей, я найду вежливый и вполне оправданный способ проигнорировать его указания. Императоры, которые слишком настойчиво и активно в прошлом вмешивались в дела власти, не дожили до преклонных лет, Кейд. Верховные Правители убивали их. Да, убивали, — повторил Верховный, видя растерянность и недоверие на лице Оружейника. — И такое может повториться снова. Но в этом нет ничего пугающего. Так и должно быть. Как тебе известно власть Верховного Правителя передается назначением, а власть Императора — по наследству, первому законнорожденному ребенку мужского пола. Верховный Правитель выбирает себе преемника из достойных, а императорская власть достается тому, кого осчастливливает судьба. Но нет гарантии, что Император станет достойным Правителем. Для этого надо обладать многими незаурядными качествами, а в особах голубой крови эти качества не в чести. И потому линия Верховного Правителя сильнее, чем императорская, поэтому она и должна править, — его голос окреп и зазвучал словно набат, эхом разносясь по большой комнате. — Но и без Императора государство существовать не может. Верховного Правителя не любят: он посылает людей на смерть, он собирает налоги, устанавливает законы и требует их соблюдения… Император же не делает ничего подобного. Он просто царствует, и его любят, потому что каждого гражданина Империи с детства учат любить его. И люди преданны своему Властителю. Они действительно, от всей души любят его. Но делают это по неправильной причине. Если бы они почитали его, что бы могло произойти? Подумай, что может случиться, если бы все мещане перестали уважать и соблюдать закон? И что бы мы стали делать, когда все тюрьмы оказалось переполненными? И большинство населения прекратило работу, начало бы устраивать забастовки, крушить магазины, лавки, учреждения? Что бы мы могли предпринять, если бы толпа кинулась брать штурмом тюрьмы, выпускать преступников, грабить, насиловать и убивать? Нам бы пришлось использовать газовое оружие. Но разве может, пусть даже самое мощное оружие, остановить многомиллиардную толпу? Мы — только горстка преданных людей. Но против такой массы мы бессильны. Конечно, мещане жалуются на высокие налоги, на множество законов, на разделение общества. Но в целом — это законопослушные граждане, которые любят своего Властителя, и потому не хотят огорчать его преступлениями и правонарушениями.
Верховный Правитель подошел к столу, сунул оружие в кобуру и принялся нервно расхаживать по комнате.
— Я прошу тебя подумать, Кейд, — с нажимом произнес он, давая понять, что придает своим словам особый смысл. — Мне бы очень не хотелось избавляться от такого прекрасного оружия, как ты. Я прошу тебя подумать над всем, что ты услышал от меня. Мир устроен не так, как кажется, и уж тем более не так, как ты думал все эти долгие годы своего пребывания в рядах Ордена. Ты много лет добросовестно выполнял свою работу, потому что ты не знал настоящих причин, не видел обратной стороны этой жизни. Теперь же все изменилось. Ты увидел изнанку, и жить по–прежнему уже не сможешь.
Кейд согласно кивнул. Он и сам понимал, что теперь, после этого тяжелого разговора, он бы и сам не захотел вернуться к прежней своей жизни. Слышать ложь и молчать.
— Для тебя найдутся куда более ответственные и важные поручения, выполнить которые может человек только с чистой совестью и открытыми глазами, — заметил Верховный Правитель, испытующе глядя на Кейда. — Как бы там ни было, но Империя существует, существует вот уже десять тысяч лет, потому что есть в ней люди, которые поддерживают структуру власти и возвращают ее на место, как только она скатывается с наезженной колеи. Это люди решительные и отважные, они прекрасно понимают, какую работу выполняют и берутся за нее без страха и сожаления.
Остановившись на секунду у тела поверженного Кэнделла, он просто сказал: