Оружейный остров

Я слушал Палаша и постепенно узнавал в нем себя. Вспомнилась моя юношеская неуемность, вскормленная иным мощным источником мечтаний – романами, которые я читал запоем, особенно те, где рассказывалось о дальних странах. Я припомнил себя подростком, неустанно рыскающим по проулкам и задворкам Калькутты в поисках дешевых изданий (видимо, Альд Мануций подумал обо мне, наладив выпуск недорогих книг, к которым я пристрастился не меньше, чем нынешнее поколение к смартфонам).

Цены в немногочисленных книжных магазинах Калькутты тех дней мне были не по карману, а потому я зачастил в библиотеки и лавки букинистов. Наверное, чтение было способом вырваться из тесноты окружающего меня мира. Но, может, потому-то он и казался тесным, что я был жадный читатель? По силам ли хоть какой-нибудь реальности соответствовать мирам, существующим только в книгах? В любом случае, литература сотворила со мною именно то, что предрекали противники “любовных романов”, получивших широкое распространение в восемнадцатом веке, – она породила беспокойные мечты и желания, в буквальном смысле отрывавшие от родных корней.

Если такой силой обладают простые слова, что же говорить о фото и видео, бесконечно мелькающих в ноутбуках и смартфонах? Коль верно выражение “Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать”, то какую же власть имеют изображения, проникающие со всех уголков земного шара! Какие мощные мечты и желания они порождают! И среди них – охота к перемене мест.

На закате неожиданно появились штук двадцать дельфинов, которые стали резвиться в пенистом следе, оставляемом “Луканией”. Их игры впечатлили даже Пию.

– Это полосатые дельфины, – сказала она. – Похоже, мы установили рекорд, в один день встретив больше половины видов китообразных, обитающих в Средиземном море. Невероятно!

– Может, нам явлено чудо? – лукаво спросила Чинта.

Пия нахмурилась.

– Вовсе нет, просто чуть необычно. Хоть я уже бывала в местах, где в течение часа встретишь дюжину разных особей.

Игры дельфинов привлекли на палубу зрителей, выражавших свой восторг криками и аплодисментами, и животные, как будто переняв их настроение, раз за разом выдавали серии акробатических фигур и при этом косили глазом, словно проверяя производимое впечатление.

– Те еще артисты, – неодобрительно сказала Пия, – им бы только поиграть на публику.

– Коли так, не говорит ли это о том, что они понимают человеческую натуру? – спросил я.

– Не говорит, – отрезала Пия. – Просто у них такой характер.

Представление, устроенное дельфинами, возымело благотворный эффект на пассажиров “Лукании”: мрачные предчувствия схлынули, уступив место общему веселью. Народ причащался вином и граппой, на камбузе исходили паром кастрюли с пастой – католические филантропы явно подготовились к походу. Вскоре над палубой поплыли мелодии в исполнении гитары и аккордеона, временами поддержанные песенными строчками.

Вечер был ясный, светила яркая луна. Близилась ночь, но дельфины не отставали от судна и высоко выпрыгивали из воды, словно приглядывая за путниками.

Пия принесла вино и тарелки с щедрыми порциями пасты. Мы сели рядышком, укрыли колени термоодеялами и, молча чокнувшись стаканами (одноразовыми и органическими), принялись уплетать наш ужин, то и дело слегка соприкасаясь плечами.

Расправившись с едой, Пия отложила вилку и спросила:

– Скажите, Дин, вы смогли бы жить еще где-нибудь, кроме Нью-Йорка?

Я уж было ответил “нет”, но вспомнил слова Чинты о душе, приоткрывшейся на щелку, и насторожился.

– Почему вы спрашиваете?

– Мне подумалось, что вам может понравиться Юджин. Там хороший климат, отличная библиотека. Как-нибудь стоило бы проверить.

– Даже не знаю. А где я буду жить?

– Наверное, у меня, в моей гостевой комнате, – нерешительно проговорила Пия.

Я боялся, она услышит, как заколотилось мое сердце. Понимая, что неосторожным словом могу оттолкнуть ее навеки, я ограничился нейтральной фразой:

– Что ж, можно попробовать.

– Знаете, если Юджин вам глянется и вы захотите пробыть там подольше, можно будет подыскать что-нибудь комфортабельнее. Рядом со мной как раз освободилась квартира.

Изо всех сил стараясь не выдать обуявшую меня радость, я сказал нарочито спокойно:

– Идея хорошая. Пожалуй, я бы мог сдавать бруклинскую квартиру и полученными деньгами оплачивать свое новое жилье.

– Ну вот и поразмыслите.

– Непременно.

Я смолк, преисполненный благодарности Оружейному Купцу и его легенде, Манасе Дэви и даже королевской кобре. Казалось, они освободили меня, разрушив колдовские чары.

Я перевел взгляд на море в лунном свете и вспомнил словосочетание, часто встречающееся в бенгальских легендах о Купце, – “омытые океанами земли”. В этот момент мне казалось, что я пребываю среди всего самого хорошего, что есть на свете – бескрайнего моря, неохватного горизонта, лунного света, прыгающих дельфинов, – и омыт надеждой, добром, любовью, милосердием и великодушием.

Буйство