Оружие юга (ЛП)

"Одна только беда у меня с Израилем - ему трудно оторваться от книги, когда он мне нужен зачем-нибудь," - сказал Плезант. "Если я смогу научить его арифметическим расчетам, может быть, я сделаю его своим бухгалтером, Нейт, раз вы не хотите заняться этой работой." Он говорил шутливо, но затем вдруг развернулся и посмотрел на Израиля более внимательно. "Может быть, и вправду, ей-богу. Мне интересно, смог бы он научиться? Израиль, ты хочешь попытаться изучить арифметику? Если у тебя получится, то это принесет тебе больше денег."

"Я любит учиться, сар, и любит деньги вполне. Вы покажите, а я постараюсь."

"Ты настоящий труженик, Израиль. Может быть, у тебя и получится. Если да, то ты сможешь вести счета для многих людей в городе, не только для меня," - сказал Плезант. "Старайся, и в конечном итоге в один прекрасный день ты сможешь купить себе приличный дом."

Коделл почти улыбнулся, но в последнюю минуту удержал свое лицо серьезным. Это могло случиться. Благодаря войне, теперь все перевернулось. Свободный негр, достаточно разумный, чтобы держаться подальше от неприятностей, мог многого достичь, не опасаясь косых взглядов.

"Только показать мне, сар, а я постараюсь," - повторил Израиль. - "Лучше места, чем здесь, мне не найти. Я рад, что не ушел с синими северянами. Судя по тому, что пишут газеты, неграм там тоже не сахар - там нас могут повесить на фонарном столбе только за прогулку по улице."

"Возможно, ты прав, Израиль, хотя мне и стыдно признаться в этом," - сказал Плезант. Коделл кивнул." Белые люди на севере, кажется, обвиняют в войне негров."

Стихийные антинегритянские выступления прокатились сначала по Нью-Йорку, а затем по Филадельфии в течение нескольких дней, как бы передавая эстафету. В Вашингтоне пикеты Конфедерации на другой стороне Потомака наблюдали за борьбой федеральных войск с поджигателями, которые хотели подпалить цветные кварталы города. И вдоль реки Огайо белые люди с ружьями разворачивали рабов назад. Стоя на берегах Кентукки, они твердили: "Это не ваша страна," - и открывали огонь, если негры не хотели вернуться. Южные газеты сообщали о всех злодеяниях, о каждом таком случае в США в мельчайших подробностях, как бы предупреждая черных, чтобы они не ожидали теплого приема на севере. Израиль тяжело вздохнул. "Как же нелегко быть ниггер, независимо от того, где ты есть." Это уж точно, подумал Коделл, в этом нет сомнений. Израиль поставил графин с виски и пошел обратно в дом. Коделл отхлебнул из своего стакана и закашлялся. Огонь прокатился по горлу и превратился в приятное тепло в животе, тепло, которое начало распространяться по всему его телу. Плезант поднял свой бокал. "За свободный фермерский труд".

"За свободный фермерский труд," - повторил Коделл. Он снова выпил; тепло в теле укрепилось. И посмотрел вокруг. Ферма производила впечатление. "За свободную ферму, которая принесет хорошую выгоду."

"Если погода не подведет и цены не упадут, я ее получу," - ответил Плезант. Он был новичком в сельском хозяйстве, и энтузиазм в его голосе звучал слишком уж оптимистично. Он продолжил: "Судя по прессе, погода гораздо хуже дальше на юге и западе. Я не желаю кому-либо худа, но это может помочь мне."

"Сколько человек работает у тебя?"

"Семеро - из них три свободных негров, два ирландца…"

"Я видел одного из них в огороде." Коделл понизил голос. "Мне кажется, ты должен знать, что он дезертир из моего полка."

"Кто, Джон? Вот как?" - Плезант нахмурился. - "Что ж, закрою глаза на это, до сих пор у меня с ним не было никаких проблем. Кроме того, у меня работает несколько местных белых мужчин здесь, а Том - один из черных - выкупил свою жену Хэтти из рабства пару лет назад, и теперь она готовит для нас." Как бы комментируя его слова, из задней части дома начал набирать силу гомон собравшихся людей. Плезант усмехнулся. "Время обедать. Пошли, Нейт."

Обед, состоявший из жареной ветчины, сладкого картофеля и кукурузного хлеба, был подан на открытом воздухе, за кухней. Хэтти, очень крупная и очень коричневая женщина, казалось, принимала за личное оскорбление, если кто-нибудь за столом не наедался до того состояния, пока не в состоянии был двигаться. Коделл также постарался не разочаровывать ее. Наевшись до отвала, он откинулся на спинку скамейки и присоединился к беседе Плезанта с наемными рабочими.

Кроме ранее виденного Джона Моринга, Коделл также знал Билла Уэллса, пополнившего их роту незадолго до начала кампании в прошлом году. Уэллсу было тогда только восемнадцать; двадцатилетний теперь, он все еще выглядел гораздо моложе.

"Теперь вам не послать меня таскать фляги, господин старший сержант, сэр," - сказал он с усмешкой.

"Я попрошу Генри, чтобы он нашел тебе сейчас занятие потяжелее," - ответил Коделл, и Уэллс изобразил утку, счастливо избежавшую попадания из ружья.