Но он и его люди успели пройти недалеко. Офицеры в синих мундирах спешно выбегали из коричневого кирпичного здания на северной стороне Пенсильвания-авеню. Коделл дал длинную очередь, которая акробатически точно заставила забежать их обратно. "Охраняйте здесь!" - сказал он нескольким солдатам. Следующие несколько минут они провели в споре; все, как один, хотели в Белый дом. В тот же день он узнал, что помог захватить штаб-квартиру федеральных сил обороны Вашингтона.
Однако, это было уже позже. Как только люди с автоматами были размещены вокруг всего здания, он поспешил на запад вдоль Пенсильвания-авеню к большому белыму особняку, в котором никогда не проживали президенты до 1861 года, и который в настоящее время был домом лидера этой страны.
Белый дом тянул конфедератов как магнитом. После некоторой задержки, Коделла пропустили к генералу Киркланду. Киркланд кричал: "Предупреждаю! Ничего не трогать! Солдаты, вы меня слышите? Подумайте о том, что генерал Ли сделает с теми, кто причинит вред этому зданию или кому-либо внутри него!"
Имя Ли было вроде волшебного талисмана. Это успокоило тех людей, которые с удовольствием поразвлекались бы здесь с факелами.
Через лужайку, под передней колоннадой, стояли федеральные часовые. Они держали в руках винтовки, но даже не пытались направлять их в сторону конфедератов. Они просто продолжали смотреть на грязных, в рваной одежде, людей в сером, заполнивших широкую мощеную улицу, и теперь нерешительно направлявшихся к ним по траве. Они, казалось, не понимали, как такое вообще может быть. Вспоминая Геттисберг, вспоминая неудачный бой на станции Бристо, вспоминая долгую, холодную, голодную зиму к югу от Рапидана, до того как появились автоматы, Коделл просто наслаждался этим часом. Когда он подошел к Белому дому вместе со своими товарищами, у него возникло ощущение, что мир перевернулся с ног на голову. В это время среди синих мундиров появился высокий худой человек, одетый в траурно-черный костюм. Коделл огляделся в поисках того рядового, предположившего, что федерального президента можно будет застать на его рабочем месте. По счастливой случайности, тот стоял в десяти футах от него. Он громко заметил. "Вот видишь? В конце-концов мы поймали Старого Эйба в мешок."
Имя Линкольна пробежало по рядам южан. Немногие позволили себе 'ура' или какие-то насмешки. Сила момента захватила большинство мужчин почти с религиозным благоговением. Тем не менее, медленно и осторожно, они вышли вперед по лужайке Белого дома к основанию лестницы. Там они остановились, по-прежнему глядя в изумлении и на здание, и на Линкольна. Коделл был в четвертом или пятом ряду в тесноте войск. Видя, что они колеблются и не знают, что делать, Линкольн спустился по ступенькам навстречу к ним. Один из федеральных часовых попытался преградить ему путь. Тот сказал: "Какое это теперь имеет значение, сынок? Что сейчас поделаешь?" Видно было, что он держался из последних сил. Молодой часовой, с опушенной бородой на щеках, отступил в замешательстве.
Коделл пристально смотрел на президента Соединенных Штатов. Южные газеты и карикатуристы представляли Линкольна каким-то шутом или злодеем в человеческом обличии. Во плоти он вовсе не казался таким. Это был просто высокий штатский человек, глубоко посаженные глаза которого кажется уже видели все немощи в мире, а теперь - теперь еще один идол зашатался и рухнул вниз.
Он закашлялся и повернул голову в сторону. Когда он стал вглядываться в лицо одного из солдат Конфедерации, выбранного им по какой-то лишь ему известной причине, на его глазах заблестели слезы. Коделл подумал, что это были скорее слезы печали, а не слабости; это было выражение отца, наблюдающего за умирающим от болезни сыном, которому он ничем не может помочь.
Не все повстанцы поддались торжественности момента. Плечистый капрал чуть левее и впереди Коделла заговорил нахальным тоном: "Ну, дядюшка Эйб, ты все-еще собираешься отнять наших негров у нас?" Это был Билли Беддингфилд; Коделл даже не знал, что он был снова повышен в звании. Вместе с тем, он хорошо знал, что у Беддингфилда, как и у большинства южных солдат, не было ни одного негра в собственности.
Беддингфилд, не стесняясь, заржал. Очень многие присоединились к нему. Линкольн стоял на ступенях Белого дома, ожидая, когда южане успокоятся. Когда они угомонились, он сказал: "Я стал президентом вовсе не с целью вмешательства в законы любого штата, и говорил об этом неоднократно, при каждом выступлении; самое большое сожаление в моей жизни, что вы южане, так и не поняли этого."
"Ага, а как же тогда 'Прокламация об освобождении рабов'?" - с полдюжины солдат крикнули хором. Вопрос был явно провокационным.