Конфетти разносились ветром, и жители стремились вперёд, чтобы повесить бумажные гирлянды на шеи своих освободителей и поцеловать им руки. Живые цветы исчезли на Фэнтине восемь веков назад, за исключением нескольких видов, выращиваемых в специализированных питомниках. Но бумажные фабрики всё ещё работали.
С гирляндой бумажных лилий на шее Гаунт медленно продвигался сквозь толчею на площади, пожимая протянутые руки. Его внимание привлек особо эффектный офицер, дежурно пожимавший руки. Это был Роун.
Гаунт улыбнулся. Он так редко видел Роуна в полной парадной форме, что удивился.
Гаунт направился к нему.
- Милые фиалки, - шепнул он с издёвкой на ухо Роуну, пока тот пожимал протянутые руки.
- На себя гляньте, – ответил Роун, бросив взгляд со своей гирлянды на гирлянду Гаунта. Шов вокруг залитого кровью глаза делал его свирепый взгляд ещё злее обычного.
- Пойдём отсюда, - сказал Гаунт, продолжая улыбаться толпе.
- Хорошая идея! Куда? – сказал айятани Цвейл, показываясь из-за леса тянущихся рук. У Цвейла было с полдюжины гирлянд на шее.
Когда они продвинулись к краю толпы, их руки изрядно болели от бесчисленных рукопожатий, и троица с облегчением свернула на боковую улицу. Но даже там им пришлось несколько раз остановиться, чтобы местные жители их расцеловали, крепко обняли или отблагодарили.
- Если это – положительная сторона солдатской жизни, неудивительно, что она тебе нравится, - сказал Цвейл. – Передо мной так не благоговели с тех пор, как я был миссионером на Луркане, следуя по пути Беати. Само собой, в то время я выглядел куда лучше, и это способствовало тому, что местные ожидали возвращения мессии по имени Цвейл.
Гаунт хмыкнул, но Роун не повеселел. Он сорвал свою гирлянду и швырнул её в водосточную канаву.
- Приторные похвалы вонючих обитателей окраин – не то, ради чего я стал солдатом, - ухмыльнулся он. – Эта чернь, вероятно, и Кровавый Пакт встречала столь же радостно, когда те прибыли. Дружелюбие по отношению к вооружённым людям, контролирующим твое место жительства, всегда воздаётся.
- Вы воистину самый циничный злыдень из всех, что я когда-либо встречал, майор, - заметил Цвейл.
- Жизнь – отстой, святой отец. Проснитесь и понюхайте цветочки.
Цвейл задумчиво поигрался с бумажными цветами вокруг своей шеи.
- Если бы я только мог.
- Если вы сражаетесь не ради наслаждаться низкопоклонством рядового имперского населения, Роун, - сказал Гаунт, - то ради чего вы это делаете?
Роун на миг задумался.
- Да пошел ты! – единственное, что он смог выдать.
Гаунт кивнул.
- В точности мои мысли.
Он остановился.
- То, что надо, - сказал Гаунт спутникам.
Это была таверна, располагавшаяся на цокольном этаже убогого бюро регистрации, крутые ступеньки вели вниз с уровня улицы к двери. Она была закрыта со времен вторжения Кровавого Пакта, и Гаунт хорошо заплатил нервному хозяину, чтобы тот впустил их.
Место было мрачным и заваленным битой посудой и сломанной мебелью. Хаоситы кутили здесь ночи напролёт, круша всё по окончанию. Две девочки, дочери-подростки хозяина, прибирали обломки. Они уже наполнили несколько мешков. Брат владельца яростно тёр стены щёткой, окунутой в каустическую соду, пытаясь вывести ругательства, намалёванные на штукатурке.
Гаунт, Роун и Цвейл сели на высокую скамью возле бара.
- Я не открылся, - сказал владелец. – Но для спасителей Сиренхольма охотно сделаю исключение.
- Двойное исключение, я надеюсь, - сказал Цвейл. – Что у вас будет?
- Есть какая-нибудь сакра? – спросил Гаунт.
- Ммм… нет, сэр. Понятия не имею, что это.
- Неважно. Амасек?
- Был, - уныло сказал хозяин. – Позвольте взглянуть, осталось ли что.
- Что мы тут делаем? – прорычал Роун.
- Исполняем долг, - сказал ему Гаунт.
Хозяин бара вернулся с жалким помятым подносом, на котором стояли три стопки разных размеров и бутылка амасека.
Он поставил стаканы перед троицей.
- Мои извинения. Это единственные стаканы, что я нашёл из тех, которые не разбили.
- В таком случае, - заверил его Гаунт, - они будут идеальны.
Хозяин кивнул, и наполнил каждую стопку крепким напитком.
- Оставьте бутылку, - посоветовал ему Цвейл.
Роун медленно покрутил свой стакан, рассматривая приличную дозу алкоголя.
- За что будем пить? – спросил он.
- За славное освобождение Сиренхольма во имя Бога-Императора! – объявил Цвейл, чмокнул губами и поднял стопку.
Гаунт придержал его поднятую руку.
- Нет, мы не будем. Правда, нет. По окончании битвы Колм Корбек разыщет ближайший бар и точно сделает это. Сегодня он не может. Так выпьем за него.
Гаунт поднял свою стопку и с сомнением изучил её, словно это был яд.
- За Колма Корбека из Первого и Единственного! Будто он здесь с нами.
Гаунт залпом выпил стопку.
- За Колма Корбека! – эхом отозвались Роун и Цвейл и осушили свои стопки.
- Как он? – спросил Роун. – Я был на передовой до сих пор… не было возможности… сами понимаете…
- Я заглянул в лазарет по пути сюда, - сказал Гаунт, поигрывая пустой стопкой. – Без изменений. Он, вероятно, собрался умирать. Медики изумляются, как он протянул так долго.
- Без него мы уже не будем прежними, - пробормотал Роун.
Гаунт глянул на него.