Осада мельницы

— Ах, Француаза, — продолжал ласково Доминик, — сегодня день святого Людовика, долгожданный день нашей свадьбы! Ничто не смогло разлучить нас, раз мы с вами все-таки вместе, наедине, верные назначенному свиданью… Не правда ли, ведь сейчас как раз утро перед свадьбой?

— Да, да, — повторила она, — утро перед свадьбой.

Дрожа, они поцеловались. Но она вдруг высвободилась; страшная действительность предстала перед нею.

— Надо бежать, надо бежать, — твердила она. — Дорога каждая минута.

А когда, он протянул в потемках руки, чтобы снова обнять ее, она опять обратилась к нему на «ты»:

— О, прошу, выслушай меня… Если ты умрешь, я тоже умру. Через час рассвет. Я хочу, чтобы ты ушел немедленно.

Тут она наскоро объяснила свой план. Железная лестница доходит до колеса; он сможет, ухватиться за лопасти и сойти в лодку, стоящую в углублении. Затем он без труда доберется до того берега и скроется.

— Но ведь там должны стоять часовые? — сказал он.

— Один единственный, прямо против мельницы, под первой ивой.

— А если он меня заметит, если он вздумает кричать?

Франсуаза вздрогнула. Она сунула ему в руку нож, захваченный ею сверху. Наступило молчание.

— А ваш отец, а вы? — продолжал он. — Нет, нет, я не могу бежать… Если меня тут не будет, солдаты, пожалуй, убьют вас. Вы их не знаете. Они предложили помиловать меня, если я соглашусь провести их через Совальский лес. А когда они узнают, что меня нет, они будут способны на все.

Девушка не стала спорить. На все его доводы она ответила просто:

— Из любви ко мне бегите. Если вы любите меня, Доминик, не оставайтесь здесь ни минуты.

Затем она сказала, что вернется к себе в комнату. Никто не узнает, что она ему помогла. Наконец, чтобы убедить его, она в порыве непривычной страсти стала его обнимать, целовать. Доминик был побежден. Он только сказал:

— Поклянитесь, что ваш отец знает о вашем поступке и что он советует мне бежать.

— Отец сам и послал меня, — решительно ответила Франсуаза.

Она лгала. В ту минуту она ощутила только страстное желание знать, что он в безопасности, избавиться от невыносимой мысли, что солнце явится вестником его смерти. Когда он будет далеко отсюда, пусть все несчастья обрушатся на нее; они покажутся ей сладостными, раз он останется в живых. Для того чтобы быть счастливой, ей прежде всего было нужно, чтобы он был жив.

— Хорошо, — сказал Доминик, — пусть будет по-вашему.

После этого они уже не разговаривали. Доминик подошел к окну и распахнул его. Но раздавшийся вдруг шум поверг их в оцепенение. Дверь дрогнула, и они подумали, что ее отворяют. Вероятно, проходивший дозор услышал их голоса. Они замерли стоя, прижавшись друг к другу, и ждали в невыразимой тревоге. Дверь снова затряслась, но не растворилась. Каждый из них приглушенно вздохнул; теперь они поняли, что это перевернулся на другой бок солдат, лежавший у порога. И действительно, воцарилась тишина, снова послышался храп.

Доминик во что бы то ни стало хотел, чтобы прежде Франсуаза вернулась к себе. Он обнял ее и молча попрощался с ней. Потом помог ей дотянуться до лестницы и сам тоже схватился за перекладину. Но он отказался спуститься хотя бы на ступеньку, прежде чем не убедится, что она у себя в комнате. Вернувшись к себе, Франсуаза произнесла голосом, легким, как дуновение:

— До свидания, любимый!

Она облокотилась на подоконник, она пыталась следить за Домиником. Было темно. Франсуаза старалась разглядеть часового, но не нашла его; только ива выступала во мраке бледным пятном. Одно мгновенье она слышала, как Доминик, спускаясь, задевает плющ. Затем скрипнуло колесо и раздался легкий всплеск, возвестивший ей, что юноша нашел лодку. И в самом деле, минуту спустя она разглядела на серой поверхности Морели темный силуэт лодки. Тогда страшная тревога снова сжала ей горло. Ежеминутно чудилось ей, что она слышит тревожный крик часового; малейшие звуки, доносившиеся из темноты, казались ей торопливыми шагами солдат, лязгом оружия, щелканьем затворов. Между тем мгновенья текли, природа хранила свой царственный покой. Доминик, вероятно, приближался к тому берегу, Франсуаза уже ничего больше не видела. Было величественно тихо. Потом она услыхала какой-то топот, хриплый возглас, глухой стук упавшего тела. После этого стало еще тише. Франсуаза, казалось, почувствовала, как возле нее прошла смерть, и она замерла, похолодев, перед лицом непроницаемой ночи.

ГЛАВА IV

С самого рассвета мельница огласилась громкими раскатами голосов. Дядюшка Мерлье отпер комнату Франсуазы. Она спустилась во двор, бледная, но очень спокойная. Но она не могла сдержать дрожи при виде трупа прусского солдата, положенного близ колодца на разостланной шинели.

Солдаты, стоявшие вокруг тела, размахивали руками и яростно кричали. Многие из них грозили кулаками в направлении деревни. Тем временем офицер распорядился позвать к себе дядюшку Мерлье как мэра этой общины. Сдавленным от злобы голосом офицер сказал:

— Вот один из наших солдат, найденный убитым на берегу реки… Нам нужно примерно наказать убийцу, и я рассчитываю, что вы поможете нам его разыскать.