Осень Атлантиды

Зато с восторгом поведала Климию, как она общалась с Океаном и его жителями, как господин Куэн-Ворк в какой-то момент перестал успевать записывать то, что она «передавала» ему из «океанических запасов», и велел Мирхе помогать. И Мирха, блестя глазами и хохоча от счастья, по целым дням не выпускала из рук пера, писала и зарисовывала все, что «транслировали» через Таллури дельфины. Еще рассказала о том, как хорошо теперь плавает и может задерживать дыхание не меньше чем на четверть часа благодаря особым медитациям и дыхательным упражнениям, придуманным господином Куэн-Ворком, а пуще того – благодаря покровительственному присутствию дельфинов, в биополе которых любой мог стать водным существом.

И о том, как однажды в ночь полнолуния ее позвали на великий праздник – рождение в мир человека. Ее пригласили Лерлея с супругом, и Таллури сочла за честь участвовать. Между прочим, Таллури узнала в Лерлее ту девушку-птицу, что некогда нарисовала Эннея, когда они с Рамичи гостили у нее в поместье.

«Какая интересная и, кажется, счастливая у нее судьба, – подумала Таллури, – Университет, успешная учеба. Ведь Лерлея дошла, похоже, до четвертой ступени вместе с Эннеей. Эннея теперь все время в храме, мы почти совсем не встречаемся, не за горами ее посвящение в жрицы, а Лерлея предпочла супружество и материнство. С какой любовью они с супругом смотрят друг на друга!»

Горели свечи, и берег был весь усыпан цветами, девушки играли на флейтах и пели, и Лерлея подпевала им тихо. Дельфины не оставляли будущую мать в воде ни на секунду. Малышка Лерлеи появилась на свет, когда солнечные лучи разлили по небосводу первые молочно-розовые краски, проснулись чайки, и ожил весь мир, будто тоже только что родился. И кажется, ничего красивее и значительнее Таллури в своей жизни не видела. Потом все ушли с берега, а новорожденная с родителями еще долго жили на берегу, и им помогал весь «Акватис».

Таллури рассказала бы еще о чем-нибудь (об Океане, дельфинах, звездах), но уже завиднелись на горизонте белоснежные башни, купола и стены Города. Климий стал готовиться к посадке.

* * *

Таллури еще долго вспоминала, как жаль было покидать морскую резиденцию, а особенно – друзей-дельфинов. Она долго прощалась с ними перед отъездом.

«Она грустит!»

«Очень-очень. Человеку грустно!»

«И нам. И нам. И нам».

«Коснись меня!»

«И меня! И меня! Ей грустно!»

«Ррасказал – проводить. Ррасказал – утешить!»

«Рра знает: мы сами хотим – утешить, дать силы, радовать!»

«Радовать! Радовать!»

Затрещали разом:

«Покатаем! Держись!» – толкали носами, поворачивались боком, наперебой подставляли верхние плавники. Обещали напоследок: «В медитации – вместе!», «Не грусти – придем! Придем!»

…А в Университете ждали Рамичи и Нэфетис, Тэрч и Эннея. И даже Климий, сбросив наконец маску строгого воспитателя, смотрел на Таллури сердечно. И было здорово вернуться к ним.

А еще – к прогулкам в лесу, к песням у озера и играм в гимнасии, к вечерам в тихой библиотеке. И самое прекрасное – к беседам, когда общались взахлеб и не могли наобщаться, засиживались за полночь, не хотели и не могли разойтись, и даже когда давно клонило в сон, беседа все текла живым неиссякаемым ручьем.

Чаще всего собирались впятером – Рамичи и Нэфетис, Тэрчтитлон, Климий и Таллури – на внешней галерее у девушек. Первым, зевая и виновато улыбаясь, уходил Тэрч. За ним, с сожалением выпустив ладонь Рамичи из своей руки, медленно удалялся Нэфетис, и Рамичи шла его провожать («Немного, буквально до ближайших деревьев», – ритуально соглашался Нэф, светясь счастьем). Затем он приводил ее (тоже провожая) обратно. Потом Рамичи опять шла с ним… («Немного, до ближайших деревьев…»).

Они так и ходили туда и обратно и ужасно мешали разговаривать. Поэтому Климий, отследив, когда его брат в очередной раз возвратит суженую «на место», брал ситуацию под контроль и силой уводил его прочь. Какое-то время из парка еще доносились их голоса и смех, и в наступившей тишине подруги засыпали, очень часто – под рассветный хор начинавших просыпаться птиц.

Впрочем, птицы пели все тише и реже: давно кончилось лето, и уже близились холодные дни поздней осени с непогодой, дождями и ветрами.

Таллури проходила последние предметы, оставшиеся до окончания столь важной третьей ступени. Ее хвалили, а еще – всё чаще приглашали для участия в работе поисковой группы «Ушедший мир» и в переводах древних свитков.

И всё это было замечательно…

Да нет же, правда замечательно. На самом деле!

Ну, что поделать, если любимая подруга отдалилась (ведь у Рамичи скоро изменится жизнь: она покинет стены Университета, став женой Нэфетиса). Что поделать, если Климий держится все отстраненнее и холоднее (вероятно, он наконец пришел к решению стать жрецом). Что поделать, если наставник, он же – приемный отец, вдруг «сообщил» ей:

«У нас с тобой осталась всего одна, последняя, встреча».

Но почему? Почему?!

«Моя инициация близка – я ухожу. Я – жрец Ухода, – и не хотел больше ничего объяснять, добавил: – Но еще один раз придешь. Когда захочешь, в любое время».