Осень Атлантиды

Он никак не отреагировал, и Таллури вздохнула. «Ему неприятно», – подумала она и, как бы оправдываясь, добавила:

– Не сердись. Рамичи – такая фантазерка. Ей пришло в голову, что ты влюблен в меня. Ну, не смешная ли мысль?

– Отчего же смешная? – вдруг холодно поинтересовался Климий.

Она оторопело замолчала. Не желая верить, спросила:

– Ты хочешь сказать, прости, пожалуйста, что мог бы быть влюблен в меня?

– Мог бы? – он печально усмехнулся. – Я люблю тебя, Таллури.

Он сказал это так, что не было нужды уточнять и переспрашивать: «Как брат? Как старший друг?» Он сказал это так, что оглушил ее, хотя произнес свои слова очень тихо. Он сказал это – и весь последний год их отношений предстал перед ней совершенно в ином свете. В каком же ослеплении она пребывала все это время, что чувства такого близкого человека оказались сокрыты от нее!

Да что с того, вдруг переменился ход ее мыслей, что с того – знай она раньше о его чувствах или нет! Изменилось бы ее сердце?! Нет. Она не могла разделить чувства Климия. Ей просто стало бы намного раньше также тяжело, как было в эту минуту. Она будто лишилась чего-то очень ценного и надежного.

– Что ж ты молчишь? – осторожно спросил Климий. – Я не так должен был сказать тебе об этом? Прости, конечно, не так.

– Все равно как, – она заговорила принужденно, не желая дальнейшего объяснения, но уже не в силах его избежать. – У меня был старший друг. Брат! Брат, в котором я так нуждалась. Не перебивай, Климий, мне нелегко даются эти слова. Теперь брата у меня нет. Эта потеря уже постигала меня, и тем мне больнее. Итак, у меня нет брата. Зато есть жених, который мне не нужен.

Климий побледнел. И она заторопилась объяснить еще:

– Нет… прости… нетак. Всё спуталось. Ты-то мненужен! Очень-очень нужен! Но не так, как себя предлагаешь, не в этой роли. О, Бог Единый! Не знаю, как сказать. То, чего ты ждешь от меня, я не смогу тебе дать. Во мне нет этого чувства для тебя. Сейчас – нет. А будет ли? Не могу обещать.

– Я умею ждать. А пока – буду братом, другом. Кем хочешь, по-прежнему, – он неожиданно склонился к ее руке, взял в свою и порывисто поцеловал в открытую ладонь.

Тогда она разозлилась на него, отдернула руку и закричала:

– Как же теперь – братом и другом? Ну, как?! После того, как ты сказал о любви? Ты же сам не примешь «просто дружбы». Не примешь и не простишь! Что мне теперь делать? «По-прежнему» – невозможно, Климий! Для меня – невозможно.

Он не обиделся:

– Для меня – возможно.

– А я не могу! Я теперь «вижу» твои чувства. Прости, что раньше не догадывалась о них. Но теперь-то «вижу»! И отныне всегда буду знать о твоем ожидании, твоем зове! Как при этом – просто дружить?!

– Прооралась? Сумасшедшая, – он по-прежнему говорил, не раздражаясь, хотя она уже кричала на него. Сам себе, будто удивляясь, заметил: – Оба вы сумасшедшие. Один под стать другому.

– Оба?..

– Да. Ты и господин Джатанга-Нэчи. Оба – сумасшедшие. И я все знаю.

Услышать имя того, о ком она последнее время думала непрестанно, было подобно удару грома посреди ясного неба.

– Лим, ты зачем… почему… о нем?

– Почему о нем? О ком же еще? Ты ведь о нем думаешь все последнее время. Разве нет? – он вглядывался какое-то время в почти угасший костер. Потом подбросил в угли пару веток и, когда они разгорелись, продолжил: – Помнишь наш с ним конфликт в розовой лагуне? Конечно, помнишь. Ты не спрашивала никогда, что у нас с ним произошло.

– Ты не ответил бы.

– Тогда – нет. Сейчас – самое время. Думаю, ты имеешь право знать, – Климий говорил решительно, словно боялся передумать. – Господин командующий, как видно, человек опытный во всех отношениях. И сразу заметил то, что невероятным образом так долго ускользало от тебя: что я влюблен по уши. Можешь не отводить глаз, я не стесняюсь своего чувства. Так вот, он это сразу заметил. А заметив, счел необходимым сделать мне такое замечание: что, мол, хороший ты парень, Климий Отбант, и достоин самых нежных чувств девушки. Да только не этой – не Таллури нид-Энгиус. Так он сказал. Я, само собой, вызывающе поинтересовался, с чего он это взял? И по какому праву? И все такое. Он усмехнулся: «Не все ли равно? Например, по праву общественного покровителя». Я ему на это возразил, что общественный покровитель не имеет права вмешиваться в личные дела подопечных. Он опять усмехнулся: «В ее личные дела я и не вмешиваюсь. Я вмешиваюсь в твои». Я ему еще с три короба наговорил бы, так был возмущен. Да только он, не повышая голоса, сказал, что был в Дельфах, у пифии, и многое о тебе знает. И то, что он о тебе знает, лишает меня каких бы то ни было прав на тебя. А дельфийская прорицательница, пифия, – это серьезно. Такими вещами не шутят.

– Где он был? – вопросов в голове Таллури было так много, что она не смогла выбрать удачный.