Осень Европы

Мировоззрение Льюиса походило на сложную территорию пересекающихся теорий заговора. Он не доверял ни правительству, ни полиции. Он отказывался верить всему, что показывали по новостям. Однажды пьяной ночью он рассказал Сету, что по крайней мере десять процентов пассажиров, путешествующих рейсами «Бритиш эйрвейс», никогда не достигают пункта назначения.

– Статистический факт, – сказал он, мудро кивая и сковыривая крышку с очередного «Будвара».

– А куда же они деваются? – спросил Сет, сам не намного трезвее Льюиса. Тот наклонился вперед и понизил голос до заговорщицкого шепота.

– Мадагаскар. Гигантский концентрационный лагерь.

Сет задумался.

– Зачем?

Льюис выпрямился.

– Не знаю, – сказал он. Помахал бутылкой Сету. – Но ты берегись, когда в следующий раз сядешь на рейс BA, старина. Попомни мои слова.

Распаковка покупок после нечастых экспедиций Льюиса сама по себе была приключением. У Льюиса была теория, что в штрих-кодах есть что-то подозрительное, что Они отслеживают каждый товар со штрих-кодом и составляют пространные списки с целью столь же зловещей и ужасающей, сколь и непознаваемой.

И потому походы в супермаркет неизбежно кончались сваленными на кухонном столе сумками и пакетами, над которыми с ножницами сутулился Льюис, срезая штрих-коды, чтобы потом сжечь. Когда Сет впервые это увидел, он осведомился, не нуждается ли его сосед в регулярных приемах лекарств, но оказалось, что Льюис – относительная диковинка: совершенно здоровый человек с целиком иррациональным мировоззрением. Иногда Сет спрашивал себя: а что, если Льюис в чем-то прав? А потом обычно спрашивал себя, что бы подумал Льюис, если бы знал, чем его сосед зарабатывает на жизнь.

* * *

В отсутствие Сета квартиру посетил хозяин – невероятно старый малазиец, которого Льюис без всяких причин прозвал Жадным Ублюдком, – и вручил Льюису очередное письмо счастья и радости – повышение квартплаты. Само по себе это не было проблемой. Сет был вполне обеспечен, а Льюис зарабатывал поистине колоссальные деньги, разрабатывая рекламные кампании для продуктов, у которых однажды срежет штрих-код. И тем не менее Жадный Ублюдок не мог сказать даже приблизительно, когда прибудет замена их недавно почившей стиральной машине.

А это означало, что около полдесятого вечера Сету пришлось сидеть на мягкой скамейке в неоновом свете и тропической жаре местной прачечной, глядя, как его нижнее белье выделывает кульбиты в машинке. Ах, бесконечная романтика жизни Курьера…

Последние пару месяцев выдались загруженными – четыре или пять Ситуаций подряд, когда надо было летать в Варшаву, Брюгге, Барселону и Никосию, забирать запечатанные пакеты и лететь с ними в Берлин, Чикаго, Дублин и Копенгаген. В последней Ситуации потребовались поезд, автобус и поездка на такси до Нарвика, тайный побег через магазин и отход через Хельсинки. Первые три Ситуации были простыми передачами корпоративной информации – рутина. От дела в Нарвике пахло промышленным шпионажем. А может, и настоящим; Централь обычно косо смотрел на настоящий шпионаж, предпочитая оставлять его государствам, но на практике, в поле, было невозможно понять, у кого принимаешь посылку, невозможно знать, что находится в пакете. Проводишь скачок, берешь деньги, говоришь себе, что поддерживаешь дух Шенгена, и забываешь обо всем.

Открылась дверь, в парную прачечной повалили клубы холодного воздуха. Сет оторвался от книги. В дверях стояла женщина средних лет в байкерских ботинках, американских армейских штанах цвета пустынного камуфляжа и объемном черном свитере, в каждой руке она держала по синей целлофановой продуктовой сумке. Когда дверь за ней закрылась, она прошла вдоль стиральных машин, выглядывая незанятую. Сет вернулся к книге.

Централь уходил корнями в сотни маленьких курьерских фирм, действовавших в Европе до рубежа веков и перевозивших различные товары – печатные материалы, слишком ценные, чтобы поручать почтовой службе, закодированную информацию на дисках, слишком важную или секретную, чтобы доверять Сети, и так далее. Если бы у Централя была одна официальная цель, то это были бы отмена границ и свободное передвижение для всех, а если бы Централь был скромного размера транснациональной корпорацией, то Сет оказался бы одним из парней в почтовом отделении.

Его это устраивало более-менее. Работы, которая приносила организации хлеб с маслом, всегда хватало, она предлагала безграничные возможности для путешествий и неплохо оплачивалась. Над ним находилась страта, где Посылками Централя были люди, а обстоятельства скачков – куда более опасными и возбуждающими, но Сету подобные Ситуации казались излишне тяжелой работой.

– Эта хрень не пашет.

Сет поднял взгляд. Женщина стояла у диспенсера моющих средств с пластиковым стаканчиком в руке, сумки с бельем лежали на полу у ее ног.

– Эта хрень не пашет, – повторила она, показывая на диспенсер.

– Надо покупать карточку, – сказал Сет, кивая на ящик возле диспенсера. – Десять фунтов.

Женщина уставилась на него, словно тяжело задумалась над тем, что он ей сказал.