Суббота, за окном жуткая метель и вся шумная компания осталась в доме. Пока мужчины обсуждают футбол, женщины готовят ужин. Мне претит необходимость находиться в обществе людей, которых я не знаю и не хочу узнавать. Если бы не Марина — давно бы сослался на головную боль и завалился спать.
— С официальной частью покончено, — говорю я в ответ на вопрос Яна. — А теперь спрашивай то, что на самом деле хочешь спросить.
Я десять лет знаю этого сукиного сына и сразу понимаю, что он просто заходит издалека.
— Слушай, старик, — Ян поглядывает на девочку, и я начинаю догадываться, о чем пойдет разговор. — Я все понимаю, ты с детьми на короткой ноге, но мне не очень нравится, что Марина так к тебе прикипела.
— А я все ждал, когда же ты созреешь, — без тени обиды усмехаюсь я.
Ведь правда ждал. Не нужно быть велим знатоком человеческих душ, чтобы понять его чувства. Он привозит на курорт женщину, которую добивается чуть ли не впервые в жизни без своих коронных штучек. Ведет себя как долбанный рыцарь и я вижу, что это искренне. Ева ему нравится, хоть мне до сих пор не понятно, чем же она так его зацепила. Моя Осень — совсем не тип Яна. Тем более, Ева с ребенком, а Ян детей, мягко говоря, не любит. Но если посмотреть на ситуацию его глазами, то я в его кампании «Покори Еву» — лишнее звено, посторонний раздражитель, цифра, которая превращает обычное уравнение в нерешаемую головоломку.
Даже удивительно, что Ян терпел так долго.
— Ждал — значит, знал? — делает он закономерный вывод.
— Не тупой же, — отвечаю я. Не вижу ни единого повода притворяться. — Я лажу с детьми, а ты — нет. Я дал тебе фору. Не моя вина, что ты не можешь найти подход к ребенку.
Конечно, ему не нравятся мои слова, потому что они совершенно справедливы.
— Я не прошу мне помогать, — вздыхает Ян после затянувшейся паузы, — просто не лезь, хорошо?
— Предлагаешь пинками гнать Марину, когда она попросит почитать ей книжку?
Чувствую, что начинаю злиться. Каждый из нас прав со своей колокольни, и в идеале я просто должен отойти в сторону и не мешать другу налаживать контакт с ребенком его женщины. Если бы его женщина не была моей Осенью.
— Предлагаю хотя бы дать мне шанс, — довольно резко говорит Ян. — Я просто блекну на фоне хорошего тебя, Наиль, и мне эта херня не нравится. Ева мне небезразлична. Понятия не имею, есть ли у нас будущее, но не хочу лишаться шанса только потому, что дочка Евы спит и видит, как бы ты стал ее папочкой.
Я сглатываю и изо всех сил делаю вид, что мне совершенно плевать на эти слова. Ян наверняка не собирался так откровенничать, иначе к чему это проглоченное, почти беззвучное «блядь»?
Через мои руки прошло множество детей, и я знаю, как быстро привязываются к мужчинам обделенные мужским вниманием дети, возраста Марины. Кажется, человек пять точно просили меня стать их папой, а один шестилетний мальчишка со слезами умолял жениться на его маме. Я знал, что Марина привязывается ко мне, но не сделал ничего, чтобы это прекратить. Возможно из неосознанного желания помешать Яну переть к моей Осени на всех парах, возможно, потому что еще до нашего с Осенью разговора, неосознанно хотел сблизиться если не с ней самой, то хотя бы с ее частью.
— Ева сказала, что у нас нет будущего, — неожиданно говорит Ян. Никогда не видел его таким серьезным. — Несколько дней назад, и с тех пор даже не подпускает к себе. То есть, только, как друга. И говорить ничего не хочет, пока не вернемся. Что не так с этой женщиной?
— Так дело в том, что тебя послали? Или в Марине? Ты уж определись.
Мы взрослые мужчины, деликатничать точно ни к чему.
— Ты придурок, — говорит Ян с выученной улыбкой. Знаю, что он искал во мне поддержку и теперь остался один на один со своим, кажется, первым в жизни отказом. — А говорят, врачи — душевные люди.
Хочется спросить, когда это он видел меня душевным добрячком Наилем, но я раздумываю, потому что в комнату заглядывает Вероника.
— Мужчины, все готово, нужны дополнительные руки, чтобы перенести тарелки.
Я встаю первым: надеюсь, до завтра Яну больше не захочется говорить по душам.
В кухне Ева и еще одна женщина, жена друга Яна. Они над чем-то смеются, и я задерживаюсь в пороге, чтобы посмотреть на свою Осень. В последнее время она даже улыбается редко, только когда рядом дочь или когда нас не бомбят посторонние взгляды.
— Что собираешься делать, когда вернемся? — спрашивает из-за моей спины Вероника.
— Работать? — «подсказываю» я.
Не люблю женщин, которые не понимают намеков, хоть мом попытки от нее избавиться совсем нельзя назвать двусмысленными. Любая бы на ее месте поняла, но Веронике, похоже, нужно дать словами в лоб.
— Что ты из себя целку корчишь? — неожиданно грубит она, сдабривая слова с нотками раздражения. — Есть какие-то проблемы? Я вроде не предлагаю сразу под венец. Просто хорошо провести вместе время, как два холостяка.
Ева отвлекается от разговора, берет в руки блюдо с каким-то овощным рагу, поворачивается — и застывает, потому что Вероника тянется к моему локтю, обвивает его руками и прилипает к боку, словно жвачка.