Осень и Ветер

— Мы идем по магазинам, — заявляет торжественно и рассудительно. Демонстрирует тот самый рюкзак, который я потихоньку всучил Яну, только на этот раз он чуть не по швам трещит. — Ты идешь со мной.

Марина берет меня за руку, напрочь игнорируя мои попытки отказаться.

— Я не могу, маленькая, — говорю осторожно, но твердо, прекрасно зная, что дети сразу чувствую слабину. Она не оступится, если будет знать, что меня можно «дожать».

Марина смотрит на меня с огорчением, но Ян уже тут как тут: берет ее под подмышки, кружит и забрасывает себе на плечи. Марина восторженно пищит, хватает его за уши.

А Ева просто стоит рядом, но дотянуться до нее так же нереально, как и притронуться к солнцу.

Глава двадцать вторая: Осень

Я знала, что мой Ветер — и нелюдимый доктор — один и тот же человек.

Как бы ни глупо это звучало, но мое сердце не просто так наделило этих двоих одним лицом и голосом, и не просто так меня тянуло к нему с первого взгляда.

И так сильно тянет сейчас, что я, как центурион, который распинал Христа, достаю невидимые гвозди и приколачиваю свои ноги к полу.

Я такая беспомощная в эту минуту, что кажется — готова развалиться от малейшего прикосновения. До сих пор не понимаю, откуда взялись силы не ответить ему. В тот момент я словно обезумела: хотела только одного — чтобы этот мужчина взял меня на руки или перебросили через плечо, бросил в кровать и любил так жадно и горячо, как никого прежде. Господи, я была готова отдаться мужчине, которого совсем не знаю, и если бы он не сказал те слова, не разрушил момент правдой…

— А, черт! — ругается Ян и тут же прикрывает рот рукой, потому что Маришка смотрит на него с осуждением. Он смотрит на экран телефона, извиняется, что не может не ответить — и снова уходит. А мне малодушно хочется побежать за ним следом, лишь бы не оставаться с Ветром наедине.

Во мне осталось так мало контроля.

Ян появляется через пару минут, и за это время мы с Наилем не обмениваемся ни единым словом, зато Маришка болтает без умолку.

— Солнышко, прости — работа, — говорит Ян, приобнимая меня за плечи. А когда целует в висок, я очень ясно ощущаю взгляд Ветра, и, кажется, он только что превратил нас с Яном в пепел. — Нужно срочно переговорить по скайпу и я понятия не имею, сколько времени это займет. Может быть, Наиль вам компанию составит? Встретимся примерно через часик в «Стар Скай»?

Я смотрю на Ветра, ни секунды не сомневаясь, что он откажется под любым достойным предлогом, но он смотрит на меня и в его взгляде читается вызов. Настолько же однозначный, как и брошенная в лицо перчатка.

«Зачем?!» — мысленно выкрикиваю я, чувствуя себя загнанной в угол мышью, которой только и остается, что храбриться до самого конца. А когда Маришка, сияя улыбкой, дергает Ветра за руку, я отчетливо понимаю, что для меня это патовая ситуация.

— Хорошо, будем ждать тебя там, — говорю Яну, в эту секунду как никогда остро сожалея, что даже через силу не могу проявить к нему хоть каплю нежности. Мне кажется, он делает все, чтобы превратить наш отдых в сказку. И даже пытался ненавязчиво отговорить меня от идеи оплатить часть расходов, но еще одним категорическим «нет» я поставила окончательную точку в этом вопросе. — Не задерживайся.

— Прости, что работа и тут достает, — уже мне на ухо шепчет он, одновременно заводит руку и поглаживает меня по пояснице.

Я сдержано улыбаюсь и, поманив Маришку, иду к выходу.

Может быть, Ветер все-таки передумает? Я не выдержу нескольких часов с ним наедине. Моя раковина еще слишком хрупкая: не плотнее пластикового стаканчика. И мне снова хочется в тот тихий безопасный угол, в понятную тишину одиночества.

Мы окунаемся в снежный вечер, попадаем под нежный «дождь» разлапистых снежинок, которые тут же превращают нас троих в снеговиков. Маришка выставляет язык и с наслаждением, какое может быть только у ребенка, ловит снежинки языком. Я даже запретить ей не могу — такой счастливой она выглядит. Чуть поднимаю взгляд — и взгляд Ветра поджигает мою раковину, словно папиросную бумагу. Его каштановые волосы под жидкой шапкой белых хлопьев, и даже в ресницах запутались снежинки.

— У тебя… — говорю я, и тут же замолкаю.

— Что? — переспрашивает он, пятерней ероша волосы.

Мне хочется его ударить. Желание такое сильное и бесконтрольное, что я раздраженно сую свободную руку (второй крепко держу ладошку дочери), в карман пальто. Этот мужчина — он хуже, чем магнит для моей внутренней плаксы, которую мы, вместе с Голосом разума и Инстинктом самосохранения затолкали в безвестность. Все мои бастионы, неприступные стены и преграды, которые я с таким трудом возводила в последние дни, просто рушатся под натиском улыбки Ветра. И я совершенно беспомощна против этого.

И что же я делаю?

Останавливаюсь, протягиваю руку, ту самую, которой хотела влепить Ветру пощечину, и большим пальцем стираю снежинки с его ресниц. Несколько секунд паузы после наполнены грустью невысказанных слов.