Мне совершенно не нравится ее взгляд. То, как Лейла смотрит на руку Евы в моей ладони, больше напоминает прицельную бомбардировку крошечными атомными разрядами. Я чувствую, что у меня даже кожа на тыльной стороне ладони начинает зудеть, словно ее обдали кипятком.
Она красивая, как чертова фурия, но… что-то со мной не так. Мне больше не хочется ковыряться в прошлом, нырять в воспоминания о наших умерших отношениях. Может быть, всему виной ночь, которую мы провели вместе, а может, дело в женщине, которая с непониманием наблюдает за тем, как мы с Лейлой смотрим друг на друга.
— Наиль? — Лейла вскидывает бровь, очень плохо изображая безразличие. Она никогда не умела держать себя в руках, всегда вспыхивала от малейшей искры, словно спичка, и были времена, когда я даже находил это забавным. Теперь же искренне не понимаю, что милого может быть в вечно истерящей женщине. — Что ты делаешь… здесь?
Лейла имеет в виду детский магазин, но продолжает смотреть на Еву. Оценивает ее с видом торговки, которая пришла купить породистую лошадь, но отчаянно ищет повод придраться ко всему, чтобы сбить цену. И я поддаюсь голосу разума, который говорит, что я должен как минимум прикрыть Еву от этого презрения. Это наши с Лейлой обиды прошлого, которые вдруг вскрылись и кровоточат, и Осень здесь совершенно не при чем.
Выступаю вперед и осторожно толкаю Еву себе за плечо. К счастью, она умная женщина, и сразу понимает, что если я так поступаю — значит, есть причина.
Кстати, поступаю очень вовремя, потому что к Еве присоединяется ее компаньонка, и мне хочется громко выругаться. Сегодня судьба явно играет против нас с Осенью, потому что Лейла гуляет по магазинам вместе с моей матерью.
Мы обмениваемся приветствиями и я, как хороший сын, целую ее в щеку, давая окинуть себя придирчивым материнским взглядом. Делаю все, чтобы оттянуть момент, когда мать перенаправит свое внимание на Еву, но она делает это слишком быстро: выглядывает из-за моего плеча и, чуть прищурившись, смотрит на Осень.
— Ева — это моя мама, Карима Эльдаровна. Мама — это моя подруга, Ева Шустова.
— Очень приятно, — настороженно отвечает Осень, но мать отвечает ей лишь холодным кивком.
Моя мать родилась в богатой семье, она благородной крови и, хоть мы далеко не традиционная мусульманская семья, она предпочитает чтить традиции. В особенности те, которые обязывают мусульманского мужчину жениться на единоверке. И, конечно, то, что мы с Осенью держимся за руки, дает более, чем ясное представлены о наших с ней отношениях. Я сказал «подруга», но ни один из нас четырех не ставит под сомнение, что за отношения скрываются за этим безликим словом. Тем более для матери, которая знает, что я никогда не появлялся с одноразовыми женщинами на людях.
— У внука тети Зульфии в воскресенье День рождения, — говорит мать сухим голосом, и я вижу, что точно так же, как я прячу за своей спиной Еву, она придерживает Лейлу.
Смешно: ни один человек на свете не удержит ее от сцены, если Лейла решит, что пришло время устроить скандал. Ни один человек на свете, кроме меня. А у меня разговор очень короткий и выражения далеки от тех, которые стоит упоминать среди плюшевых мишек и товаров для новорожденных.
— Передай мои искренние пожелания, — говорю я. Идиотский разговор, потому что мы преследуем разные цели. Мне глубоко плевать на внука тетки — кажется, десятого по счету — матери не плевать на то, почему я выбрал Еву, а не порядочную мусульманку. Лейла готова разорвать нас с Евой на части, а Ева… Моя Осень просто пытается приспособиться и не разбиться о рифы моего прошлого.
— Будет очень вежливо прийти и поздравить ее лично, — продолжает мать.
— Я не делал этого пять лет, — пожимаю плечами, — так что предпочту сохранить традицию.
— Кто она? — наконец, взрывается Лейла. Она явно не слышала ни слова, потому что была слишком увлечена составлением плана уничтожения женщины, которая стала ее заменой. — Твоя очередная игрушка? Еще одна попытка позлить семью? Сделать всем назло? Брыкаться и корчить самостоятельного?
— Я могу подождать в машине, — спокойно, с достоинством говорит Ева. Если слова Лейлы ее и задели, то даже мне не удается прочесть это за ее невозмутимым видом.
Горжусь ею. В самом деле чертовски горжусь: то, как она себя ведет, не дает втянуть себя в спор, игнорирует провокации просто идеально. Поэтому плюю на все: поворачиваюсь и легко, едва касаясь, целую ее в губы.
— Я быстро, — говорю, напоследок чуть сильнее сжав ее пальцы.
— Могу взять кофе в стаканчиках, хочешь?
— Было бы неплохо.
— Была рада с вами познакомиться, — говорит Осень моей матери, сдабривает слова вежливой улыбкой, переводит взгляд на Лейлу, желает ей хорошего дня — и у ходит, унося с собой пальму первенства в сегодняшнем состязании на звание самого здравомыслящего в нашем квартете.
Глава двадцать шестая: Ветер
— Снова протестуешь? — качает головой мать, вгрызаясь в меня укором.
— Просто живу, как считаю нужным, — отвечаю я.