Осень на краю света

Клавдия Степановна выбралась из грязи газона, обтерла галоши о край бордюра. Возле ее переулка, на краю площади, раньше, при Союзе, стоял навес с лавочками. Вечерами там собиралось деревенское общество. Место называлось «парламент». Много было народу. Популярнее телевизора развлечение: сплетни-анекдоты, политика-работа… Клавдия Степановна не любила эти сборища. Быстро проходила мимо, отмахивалась от приглашений. Вся земля вокруг навеса была выстлана ковром семечной шелухи. А она — партийный работник, образованный человек. О чем с этими харями говорить?

А вот теперь, когда деревня одичала, а люди кто разъехался, кто поумирал, Клавдия Степановна до слез тосковала по этому ежевечернему сборищу. По людям. По спокойным лицам. Почему спокойным? Потому что знали про завтрашний день всё: утром на работу, вечером домой. И так до конца. Как говорили в старом советском фильме: «Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?» А сейчас и жизни нет, и помереть страшно.

— Счастье только оглядываясь разглядеть можно, — поддержала Нонна.

— Кому и оглядываться не на что…

Клавдия Степановна осеклась, вытащила изо рта несколько черных волосков. Откуда они — волнистые, толстые? Как из овчинного тулупа выщипаны. Обтерла пальцы о юбку. На месте «парламента» из земли еще торчали короткие обрезки труб — туда были вставлены бревна навеса. Вот кто его разобрал? Неизвестно. Просто как-то утром шла в магазин, глядь — а «парламента» нету. Как деревня умирать стала, начались такие сюрпризы. Исчезли кадки с цветами перед памятником, цепи ограды. Кто взял — неизвестно. Появился высокий забор у соседей. Новые хозяева въехали. А старые где, Фирсовы? Неизвестно. Пропала маршрутка, что до Калуги ходила. Почему — опять неизвестно. И люди перестали общаться между собой, в гости друг к другу ходить.

— Ну ты-то, положим, и не ходила ни к кому, — заметила Нонна.

— Ну что ты рассказываешь! Надька Черткова — моя лучшая подруга была.

— Ага. И единственная.

— Просто люди как-то поменялись после развала Союза…

— И не говори. Я лично знаю одну пламенную коммунистку, которая в экстрасенсы переквалифицировалась.

— У меня бабка колдуньей была, между прочим. У нас это в роду. Ты же видела ее записи?

— Дуришь людей.

— Ничего не дурю. У меня, если хочешь знать, иной раз слова сами в заговоры складываются. Я и не знала никогда таких. Это все серьезнее, чем ты думаешь.

— Главное, люди верят, правильно? — хитро подмигнула Нонна.

— И что? Им тоже так спокойнее. Кому от этого плохо?

Клавдия Степановна зашла в свой переулок. И тут же, вскрикнув, замерла. Это становилось уже похоже на галлюцинацию. Бледная вытянутая рожа — как маска арлекина — мелькнула в залитой водой колее. Теперь даже успела разглядеть в подробностях: долгий нос, кривые губы, темные провалы глазниц. На блики уже свалить было нельзя — солнце затянуло в облака.

— Что это? — прошептала Клавдия Степановна.

И снова на языке шершавый клок — спутанный пучок черных волос. Щетина.

— Что это? — во второй раз получился истеричный крик.

— Колдовством меньше занимайся, — посоветовала Нонна.

Судя по голосу, она тоже была испугана. Клавдия Степановна всмотрелась в лужу: никого, просто кусок кирпича торчал у края, отражаясь в грязной поверхности воды. Нет — было лицо. И не у кирпича, а чуть рядом, где кленовый лист. Или не было?

— Вернись к Федору, мать! Он поможет. Помнишь, как он Сашку твоего оприходовал?

— Глупости, — слабо возразила Клавдия Степановна.

— Просто иди к магазину. Он сейчас выйдет, пойдете к нему.

— Нет. Неудобно. Несколько лет уж не заходила. А тут…

— Вот и расскажи ему про церковную сторожку.

— С ума сошла?

— Но Хуньке-то рассказала?

— Он верит во все это. Сама видела. Сразу же пригласил бизнес заговорить.

— Федор тоже поверит…

— Где там! «Скорую» вызвать посоветует.

Клавдия Степановна уже справилась с эмоциями — страх отступил. Рационально обосновать происходящее все еще не могла, но силы бороться со сверхъестественным объяснением появились. Чем черт не шутит.

— Чего?

Снова солнце: но свет какой-то бледный, лунный будто бы. И не жарко. Даже знобко как-то. Захотелось закурить. Второй раз в жизни. Первый раз был у Федора — когда сбежала к нему ночью, тоже в первый раз. Федор… Поможет, права Нонка.

Клавдия Степановна решительно развернулась и пошла по переулку обратно. Оказалось, что успела зайти далеко вглубь: выход на площадь оказался метрах в ста. По бокам тянулись высокие, из сплошных серых досок заборы. Когда успели огородиться? Раньше и в голову никому не приходило такие глухие ограды ставить. А теперь, как только кто из новых хозяев заезжает — сразу стену. Не хотят на мир смотреть. И правильно это, наверное: чего на него смотреть, если грязь одна кругом.

— Чего затихла-то? — спросила Клавдия Степа-новна.

— Не туда идем, мать, — после долгой паузы прошептала Нонна.