Осень на краю света

Пономарь закурил. Сухо треснул револьверный выстрел — это отец Димитрий не удержался, высадил одно из уцелевших окон. Федор Иваныч одобрительно засмеялся. Он, подобно гордому петуху, расхаживал вдоль фасада и выцеливал в окнах ненавистного Хуньку. Ненавистный Хунька прятался под подоконниками, изредка крича что-то о милиции, тюрьме и беспределе.

— Хочешь меня трахнуть? — орал в ответ Иваныч. — Я сам тебя трахну. Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда…

— Чего это он? — удивленно поинтересовался Юрий Григорич.

— С внуком американские боевики смотрит, — пояснил отец Димитрий.

— Вы чего беспределите? Давайте поговорим! — кричал Хунько.

— Подкалиберным по банедеровскому недобитку!.. — грозно командовал Иваныч. — Огонь!

И снова звенели стекла. Хунько пытался отстреливаться: боясь выглянуть из окна, он высовывал наружу ствол АКМ и бил наобум короткими очередями. Отец Димитрий тащил из сарая толстый стальной трос: чтобы не измазаться, он обернул его какой-то тряпицей. Пономарь подруливал на «Мерседесе» к крыльцу.

— Менты уже едут! — голосил Хунько.

— Тебе, недобиток, наперво надо было труповозам звонить! — советовал в промежутках между пальбой Федор Иваныч.

Юрий Григорич оценивающе подергал литую чугунную решетку на двери. Отец Димитрий просунул под украшение конец троса, протянул через петлю, бросил другой конец к машине.

— Может, проще оконную дернуть? — предложил Юрий Григорич.

— А как ты подступишься? Он из дома очередью полоснет.

— Не выдержит эта икебана…

— Давай попробуем.

— Ну-ка, ну-ка, покажися! — кровожадно заорал Иваныч и снова шмальнул.

Пономарь уселся за руль. Отец Димитрий, зафиксировав трос в кольце на бампере, встал рядом, поигрывая наганом. Хромированные молдинги дорогой машины радостно искрились на солнышке, мотор гудел ровно и мощно.

— Где он? — крикнул священник старику.

— Второй этаж, крайнее окно. Только что пытался меня с аптамата достать.

— Давай! — Отец Димитрий захлопнул водительскую дверь.

— Скажи, святой отец, загробная жизнь точно есть? — спросил Юрий Григорич, высунувшись.

— Даже не сомневайся!

— Ну тогда поехали!

Колеса с визгом прокрутились по брусчатке, «Мерседес» рванул с места. Отец Димитрий в два широких прыжка отскочил в сторону, не упуская из виду дверь. Трос ожил, змеей заструился по земле, стремительно распрямляя кольца, потом резко взлетел, коротко звякнул — и тут же массивная дверь с пушечным треском вылетела из стены. Оставляя за собой пыльный след, дверь, напоминающая воздушного змея-переростка, спланировала через двор и опустилась на крышу машины. Прогудело железо, заднее стекло машины вмиг стало белым от трещин, посыпались осколки.

— А ну на хрен! — Юрий Григорич с ноги распахнул заклинившую дверцу.

Вылез, отряхиваясь, оглядел обстановку. Ни Федор Иваныч, ни отец Димитрий не видели его подвига: один продолжал постреливать по окнам, другой держал на прицеле развороченный дверной проем, над которым красиво раскачивался чугунный фонарь. Сквозь забранные рабицей пыльные окна курятников просматривались ряды замерших в нервном любопытстве птичьих голов.

— Ну? — Юрий Григорич подошел к товарищу.

— Пошли потихоньку, — кивнул тот.

— Иваныч, — крикнул Пономарь. — Ты это, давай на стреме.

— Не боись, Юрка, — заверил старик. — Хунька, слышь, Хунька?!! Ребята к тебе в гости идут. Хочешь жить — бросай механизм и выходи.

— Обещаете? — прокричали из дома.

Федор Иваныч вопросительно взглянул на коллег. Юрий Григорич пожал плечами. Отец Димитрий закурил.

— Посмотрим на твое поведение, — дипломатично выкрутился Иваныч.

— Да пошли вы! — отозвался Хунько.

— Пленных не брать! — скомандовал старик.

— Ладно-ладно! Тихо! — заголосил Хунько.

Через секунду из разбитого окна вылетел автомат Калашникова.

— У него еще есть, — вполголоса предположил Юрий Григорич.

— Главное, сам факт капитуляции.

— Выходи на крыльцо с поднятыми руками, — приказал Иваныч.

— Обещайте не стрелять!

— Это без проблем, — вступил в переговоры отец Димитрий и тихо добавил: — Надо будет, зубами загрызу.

В полутьме коридора захрустел мусор, на свет вначале высунулись руки ладонями вперед, потом, жмурясь от солнца, вышел Хунько, весь припорошенный штукатуркой.

— Ну что, мафия усатая, какие косяки за мной? — Хунька пытался улыбнуться, но края широкого жабьего рта заметно дрожали.

— Что ж ты, новый русский, — укоризненно дернул стволами Федор Иваныч, — приличиям не обучен? Приглашай гостей в дом.

— Прошу! — с готовностью отозвался Хунько и пальцем придержал дергающееся веко.

— Сдается мне, не к тому мы зашли, — вдруг вполголоса пробормотал отец Димитрий.

— А это видал? — Юрий Григорич показал на какой-то колдовской знак, нарисованный над вырванным косяком.

— Херня это все.

— Священникам можно говорить «херня»?

— Грешен…

Глава 30