Осень Овидия Назона<br />(Историческая повесть)

— Но с большими достоинствами, — прервал его Фемистокл. — Достояние ведь дело наживное. К тому же судья богат и вполне может дать хорошее приданое своей дочери. Не откладывай, Дорион. Так хотелось бы сыграть свадьбу еще этим летом, до твоего отъезда в злосчастный город Томы. К тому же, признаюсь, скифы мне нравятся. И хоть говорят о том, что они люди хитрые, а я встречал среди них простодушных и добрых людей. Ты ведь знаешь, что мать ее скифянка? Мне говорили, что судья любит свою жену и дочь ему очень дорога.

— Сама Спаретра мне рассказывала о своих далеких предках всякие замечательные истории. Она завидовала воинственным женщинам скифского племени, которые еще во времена Дария участвовали в походах и мужеством своим удивляли врагов. Она говорила мне, что если бы в наши дни были воинственные отряды амазонок, она бы пошла к ним. Но в остальном Спаретра верна грекам.

Дорион смутно себе представлял, как сложится его жизнь, если судья удовлетворит его просьбу и отдаст ему в жены свою прекрасную Спаретру. Ему хорошо платили за его работу переписчика, но ведь нужно было накопить деньги и для поездки, и для новой жизни со Спаретрой. И все же он решился и пошел к судье, колеблясь и волнуясь.

— Я не ждал тебя, Дорион, — сказал судья, встретив переписчика у порога своего дома. — Я спешу по делам, но вернусь в дом, чтобы сказать тебе, как я доволен твоими занятиями со Спаретрой. Она доставила мне большую радость, когда читала на память «Одиссею» — по-гречески и Овидия Назона — по-латыни. Я просто горжусь своей дочерью. В Пантикапее не так уж много девушек, которые бы смогли порадовать своих родителей таким чтением. Я благодарен тебе, Дорион. Но у тебя ко мне дело?

— Я осмелюсь, уважаемый Мосхион, просить руки твоей дочери, я не богат и вовсе не прославлен, но думаю, что многое у меня впереди.

И Дорион, как мог — коротко, рассказал судье о своих постоянных занятиях философией. О том, что он намерен оставить работу переписчика и открыть свою школу для знатных юношей Пантикапея. Он не стал сейчас рассказывать о своем намерении посетить Овидия Назона — боялся, что это помешает судье снисходительно отнестись к нему.

Мосхион долго в задумчивости молчал. И когда Дорион, предчувствуя недоброе, дожидался ответа, не смея посмотреть в глаза судье, Мосхион вдруг коснулся его плеча и сказал:

— Я понимаю, что состояние нужно для счастливой жизни. Но не в нем счастье. А дочь моя любит тебя. Ты приглянулся ей еще в первые дни твоего появления в нашем доме, и, признаюсь тебе, она сама просила меня пригласить тебя в учителя. Должен сказать, что я никогда не видел ее такой счастливой и довольной, какой она стала с тех пор, как в доме нашем появился Дорион, сын Фемистокла. Я не хочу выгоды, я хочу счастья своей дочери.

И я даю согласие на ваш брак. У греков очень распространены неравные браки. А союз по любви — величайшая редкость. Неравный брак со старым богатым человеком приводит не только к тому, что молоденькая девушка становится несчастной и проклинает тот день, когда пришла в дом старого скряги. Но она теряет веру в людей. А как трудно это исправить! Нечасто бывает, чтобы молодые люди полюбили друг друга и смогли сыграть счастливую свадьбу. Пусть это случится у нас, Дорион.

Дорион не помнил, как покинул дом судьи, как добрался до дома Фемистокла и что сказал отцу. Ему казалось, что все это происходит во сне. И только тогда, когда отец обнял его и Дорион почувствовал горячие слезы на своем лице, он понял, что для Фемистокла настал еще один счастливый день.

СНЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Прохладный зимний вечер. Сегодня он дома в своей уютной комнате. Мерцают огни позолоченных светильников, белеет мраморная статуя Венеры, алеют розы в старинной вазе. Перед ним шкафы со свитками. Тысячи свитков, его драгоценная библиотека. Когда резчик по дереву спросил, что изобразить на деревянной инкрустации шкафов, он попросил разбросать цветы, а карнизы украсить резьбой. Резчик, из рабов-греков, показал ему куски драгоценного дерева: черного, розового и красного. С каким вкусом он сделал свою работу. «Ювелирное изделие!» — сказала тогда Фабия.

Он любит свою комнату в такие прохладные зимние вечера. Любит посидеть в одиночестве и поработать одному, без переписчика. Сегодня он будет писать десятую книгу «Метаморфоз». Она начинается с Орфея. Он опустил глаза и посмотрел на мозаичное изображение любимого героя. Перед ним Орфей и Эвридика. Пол украшен чудесным ковром из пестрых камешков. Мозаичник изобразил поющего Орфея и его красавицу жену. Очень кстати полюбоваться ими перед тем, как сесть за начатый вчера свиток. Хорошо бы еще взять в руки запись мифа. Но почему-то лень подняться с мягкого кресла, застланного шкурой леопарда. Помнится, друг Руфин позавидовал ему, когда увидел поверженного леопарда. «Это дорогое удовольствие», — сказал он, поглаживая шелковистую шерсть. Смешно, но леопард словно притягивает его и не дает подняться.

«Я почему-то устал, — говорит он себе, — но все же начну десятую книгу «Метаморфоз».