По оценкам многих современных авторов (В.К. Волков, В.Я. Сиполс, А.Д. Богатуров, В.В. Аверков, В.О. Печатнов, Ю.Н. Жуков М.Ф. Полынов, В.Л. Мальков, И.В. Быстрова, Н.А. Нарочницкая[350]
), в первые послевоенные годы, вплоть до середины 1947 г., советское политическое руководство вовсе не ставило перед собой стратегической цели формирования во всех восточноевропейских государствах однопартийных коммунистических режимов. В тот период основная задача Москвы состояла в том, чтобы создать на западной границе СССР надёжный пояс безопасности из дружественных ему государств. Более того, И.В. Сталин, В.М. Молотов, А.А. Жданов, Л.П. Берия и другие члены Политбюро ЦК ВКП(б) поначалу довольно терпимо относились к умеренным некоммунистическим партиям и всячески поощряли создание различных правительственных коалиций и объединение ведущих политических партий и движений во всевозможные народные фронты, стоявшие на демократических позициях. Такой политический режим, который в целом обеспечивал господство социалистических элементов в экономическом и общественно-политическом строе этих государств без тотального разрушения старой государственной машины и при сохранении «старого» парламентаризма, получил название «режим народной демократии». Советский Союз в тот период вёл себя в Восточной Европе крайне осмотрительно и явно не желал осложнений с Вашингтоном, Лондоном и другими мировыми игроками. Более того, такие режимы гипотетически могли существовать в форме нейтральных правительств без участия коммунистов, как это было, например, в Финляндии после отставки в марте 1946 г. президента Карла Густава Маннергейма и прихода на президентский пост премьер-министра Юхо Кусти Паасикиви. Однако опыт этой северной страны, где не было советских «оккупационных» войск, оказался неприменим к восточноевропейским странам, где постепенно, но неуклонно стали преобладать значительно более радикальные формы социально-экономических и политических трансформаций.Между тем ряд современных авторов, в частности известный российский историк Л.Я. Гибианский,[351]
несколько по-иному трактуют характер произошедших изменений и утверждают, что: 1) в отличие от руководителей союзных держав советское политическое руководство, прежде всего И.В. Сталин, ещё задолго до конца войны намеревалось занять и закрепить лидирующие позиции во всём этом обширном регионе и поэтому вполне сознательно и практически сразу приступило к его советизации; 2) сам процесс советизации в зависимости от соотношения внутренних и внешних факторов проходил очень неравномерно, и условно можно выделить три группы стран «советского блока», где становление режимов «народных демократий» проходило либо при активной советской поддержке, но на собственной базе (Югославия, Албания); либо при преобладающем советском вмешательстве (Польша, Румыния, Болгария); либо при решающем советском влиянии, но в сочетании с таким же сильным влиянием национальных общественно-политических сил (Венгрия, Чехословакия).Такой же принцип «трёхступенчатой» классификации был применён и при анализе самих режимов народных демократий: в зависимости от того, какое положение занимали коммунисты в этих странах вплоть до конца 1946 г., выделялись три типа таких режимов и говорилось о том, что их существование значительно усложняло сам процесс формирования «советского блока», поскольку до начала 1947 г. Москва продолжала проводить дифференцированную политику в отношении всех стран Центральной и Юго-Восточной Европы, ориентируясь на разные сроки их советизации. При этом упомянутая выше группа авторов, тот же Л.Я. Гибианский, довольно критически оценивали концепцию своих оппонентов (Т.В. Волокитина, И.И. Орлик[352]
), утверждавших, что вплоть до середины 1947 г. И.В. Сталин якобы допускал развитие всех «просоветских» стран по «национальному» (более демократическому) пути к социализму, поскольку на деле формула «несоветского пути» означала «растянутую советизацию» и имела сугубо «камуфляжный смысл».