Осень призраков

– Я оставлю денег. – Он положил рядом с Гарольдом увесисто звякнувший кошель. – Купишь лошадь, наймешь повозку, ни в коем случае не суйся на станцию. Никто не верит, что ты выжил, но за чужаками пригляд верный, не успеешь свистнуть, отрежут голову. Ты изрядно наследил. Из катакомб уйдешь по меловым вешкам. Я оставлю костыль. Не сумеешь выбраться, не моя забота. Я и так дал сверх того, что обычно себе позволяю. И главное – не оборачивайся! Беги. Приведи войска, федерального маршала, его королевское величество, кого угодно! И разнесите дом на холме на мелкие куски, выройте яму, засыпьте солью на шесть футов вглубь, а округу залейте керосином футов на двести.

Бёрн коротко вздохнул и нахлобучил шляпу. Решимость боролась на его лице с недосказанностью. Он торопливо натягивал перчатки, всей позой выражая сомнения, они раздирали его, в конце концов, он решился и, наклонясь к самому лицу Гарольда, прошептал:

– Не верьте никому. В особенности себе.

Человек по имени Свет

На Винни можно было ставить крест.

Стена плотно придавила его ногу.

– Дрянь-дрянь-дрянь, – звонко отряхивал ладони крючкоротый, искоса поглядывая на Лайта. Хлопки разлетались по трехфутовой норе глухими аплодисментами.

– Я живой… – кряхтел Винни. Глаза горели невиданной страстью. У него получилось! Он проснулся! Выжил!

– Только нам от этого сплошное расстройство, – крючкоротый комично поднял брови. Лайт и доктор молчали. Доплер забрал у Лайта револьвер и сторожил выход.

Несущая стена остановила обвал. Перекрытия обрушились на нее с обеих сторон, сложились двускатной крышей. Клетка пушера стояла почти нетронутой. Большая часть Винни торчала из-под завала. За годы работы с недвижимостью Лайт прилично разобрался в строительстве, проектировании, сопротивлении материалов. Масштаб разрушений не умещался в его голове. Можно подумать, Лайт не пробил бульдозером стену, а спикировал сюда на десятитонной бомбе.

– Так надо, так надо, – напевал безумец, скаля крючки, и нет-нет да поглядывал на картонную куклу, которую Филлсон таскал с собой. – Где ваши ключи? – неожиданно спросил крючкоротый.

– Что? – Лайт растерялся, потом вспомнил про уговор с Шейлой и высыпал в нервную ладонь подельника бренчащую связку и еще пару ключей.

– Это не все, – облизнулся крючкоротый. Теперь он не сводил глаз с разодранного короба, некогда бывшего девочкой.

– Что вы на нее так уставились?

– Она их глотала? – Глотвик смотрел на них во все глаза, но не вмешивался. Происходящее дополнялось для него особым, одному ему видимым смыслом.

– О чем вы?! – возмутился Лайт и попытался защитить мертвую куклу. – Уберите руки! Вы обещали!

– Вам! – крючкоротый нелюдь придвинулся к самому лицу Филлсона. – Мое слово у вас. Но я ничего не говорил про девочку! – Он вырвал картонный торс из рук Лайта, перевернул и начал трясти. По бетону раскатились пуговицы и булавки, вылетел моток тонкого скотча. Крючкоротый зашипел на Глотвика и Лайта, те отпрянули, а он начал потрошить бывшую девочку без малейшего стеснения и жалости. Лайт побелел от гнева. С ним вечно поступали так же. Все, даже Мириам! Об пол звякнули ключи. Еще пара, но крючкоротого они не интересовали. Он искал нечто более интимное.

– Есть! – вскричал он и засунул голову глубоко внутрь разорванного тела. Через секунду вынырнул, держа в крючках слабо светящуюся тряпку. В каменном мешке ее сияние стало заметно угасать. Ненормальный вырвал ее из своих страшных зубов, не заботясь о клочках, застрявших в металле. – Мешкать нельзя! – объявил он, задыхаясь. – Уф! Нам повезло! – крючкоротый махал руками, будто все присутствующие одинаково понимали, что происходит и какую дрянь он выкопал внутри картонного трупа.

– Эй! – крючкоротый мгновенно пришел в ярость, когда остальные не отозвались. – Я плохо объясняю?! Нам нужно попасть туда, к нему. Сейчас!