– Да, я – шестилетний мальчик, которого научили законам грамматики, математики, астрономии, но забыли при этом преподать уроки жизни, – проговорил он, обхватив голову руками.
– Милый мой, уроки жизни человек постигает сам, – сказал Тильда назидательно. – Слушай свое сердце, доверься ему. Иди вперед и ничего не бойся.
– Попробую, – пообещал он.
Они обнялись на прощание. Роберту показалось, что за эти несколько часов Тильда помолодела. Во всяком случае, глаза у нее заблестели, и голос стал звонче.
– До завтра, матушка, – сказал Роберт.
– До завтра…
Встреча с родственниками была не такой радостной. Слуга не сразу впустил Роберта в дом. Пошел с докладом к хозяину. Роберт слышал, как тот пробурчал:
– Что там?
– К вам некто Роберт, – ответил слуга.
– Какой еще Роберт? Что ему нужно?
Послышались шаркающие шаги. Распахнулась дверь.
– Вы Роберт? – спросил старик, пробуравив его недобрым взглядом маленьких бесцветных глаз.
– Здравствуй, отец, – сказал Роберт как можно спокойнее, хотя внутри все клокотало. Ему хотелось выкрикнуть во все горло:
– Ты забыл кто такой Роберт, так я тебе сейчас напомню. Роберт – твой сын, твой первенец, которого ты вышвырнул из дома, как паршивого котенка. Но, несмотря на это, он жив, здоров и по праву первородства наследует все твое состояние.
Роберт не сказал этого, потому что слишком жалкий вид был у старика, стоящего в дверном проеме.
– Ро-о-о-б… – губы старика затряслись, на глазах выступили слезы. Он сделал шаг вперед, обнял Роберта. – Здравствуй. Входи. Хорошо, что ты приехал. Мы искали тебя, но никак не могли найти. Мама очень плоха. Она хотела тебя видеть. Но сейчас она спит. Не будем ее тревожить. Давай посидим в гостиной.
Он уселся в свое любимое глубокое кресло. Роберт сел напротив на старый, затертый диван. Огляделся. За время его отсутствия в гостиной ничего не изменилось. Два кресла, диван, дубовый стол на восемь человек, массивные стулья с высокими спинками. В углу большие часы с медным маятником. На стенах картины неизвестных мастеров. На окнах портьеры из тяжелого зеленого бархата. Большая бронзовая люстра со множеством хрустальных подвесок, которые мелодично позвякивают на сквозняке.
– В прошлый раз ты так неожиданно уехал, что мы огорчились, – заговорил отец, глядя мимо Роберта. – Огорчились и решили никогда больше с тобой не общаться. Но, обстоятельства вынуждают нас нарушить данное решение, – вздохнул. – Перед смертью нужно получить прощение грехов, чтобы обрести вечный покой, – посмотрел на Роберта. – Я в это не очень-то верю, но все об этом говорят. Да и твоя мать вбила себе в голову, что все несчастия в нашей семье происходят из-за того, что мы оттолкнули тебя. Но мы ведь не отталкивали тебя. Нет. Мы определили тебя в лучшую гимназию. Мы дали тебе прекрасное образование. Ты запросто мог бы продолжать семейные традиции, как это делают твои сестры и брат, а ты взял и уехал, не сказав никому ни слова. Пропал на целых десять лет…
– Не на десять, а на восемь, – поправил его Роберт. – Не преувеличивай, отец.
Этот разговор Роберту не нравился. Он вообще не хотел ворошить прошлое. Он надеялся, что все будет по-другому. Думал, родители обрадуются его возвращению, соберут всех своих детей вместе за обеденным столом, устроят праздничный ужин. А вместо этого Роберту приходится выслушивать брюзжание старика о том, какой у них негодный сын.
– Ты никогда не умел вести себя, Роберт, – сказал отец, поднявшись. – Ты – неотесанный болван, эгоист, возомнивший…
– Хватит, – Роберт вскочил, сжал кулаки. Ему захотелось ударить старика ладонью по губам. Так, как он сделал это когда-то в далеком детстве. Но он сдержался. Он приехал в родительский дом для того, чтобы остановить маятник, а не для того, чтобы еще сильнее его раскачивать.
Часы в гостиной пробили три раза. Слуга принес чай. Сказал, что хозяйка проснулась, но спускаться вниз не желает.
– Проводите этого господина к ней, – сказал старик, кивнув в сторону Роберта.
– Слушаю-с, – слуга склонил голову. – Прошу-с.
Роберт пошел следом за ним. Ему стало грустно от того, что дом стал ветхим и таким же дряхлым, как его отец. Ступени скрипели, поручни шатались, пахло плесенью и сыростью. На всем лежала печать тлена и умирания.
– Почему? – мысленно спросил Роберт. – Неужели из-за того, что в душах этих людей нет любви? Или виной всему – маятник зла, который мне предстоит остановить.
Слуга распахнул дверь в комнату. В нос ударил запах карболки. Роберт перешагнул порог, воскликнул:
– Мама! – упал к ногам сухонькой старушки с безжизненным взглядом выцветших глаз. – Мамочка!
Было трудно поверить, что женщина, которая сидела пред ним – его мать. Роберт помнил ее другой: веселой, жизнерадостной, молодой, одетой в яркие дорогие наряды. Ему не верилось, что за восемь лет произошло такое фантастическое превращение. Его мама выглядит старше Тильды, старше своего мужа, хотя намного моложе их.
– Мама, – простонал Роберт, уткнувшись ей в колени. – Милая моя, любимая моя мамочка, как я рад видеть тебя.
От этих слов она словно пробудилась. Взгляд потеплел.