Осень (сборник)

Роберт был ему симпатичен. В прошлый раз, когда Роберт приезжал в гости, они с Рифом виделись мельком и ни о чем не говорили. Им было не о чем разговаривать. Рифу шел одиннадцатый год, а Роберту уже исполнилось двадцать два. Колоссальная разница в возрасте не позволила им сблизиться. Зато теперь ему есть, что рассказать Роберту. Есть о чем спросить его. Ему не терпится пожаловаться на сестер, этих злых эгоисток, которые всем недовольны и всегда пребывают в унынии. Вот и сейчас они сидят с кислыми минами, искоса поглядывают на Роберта и хотят поскорее выпроводить всех из-за стола.

– Мама, вам пора отдыхать, – сказала Робин строгим голом.

– Позволь мне самой решать, что делать, а что нет, – проговорила Лора, взяв бокал. Рука дрогнула, бокал упал и разбился.

– Я же говорила, говорила, что вам пора в постель, – закричала Робин раздраженно. – Я с самого начала была против этого застолья. Что за глупость, сидеть за столом и смотреть на трясущихся старцев…

Роберт стукнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнули бокалы, встал, а Робин плюхнулась на стул, вжала голову в плечи. Грозный голос брата ее напугал. Она решила немного помолчать.

– Тот, кто не желает сидеть за этим столом, может проваливать, – сказал Роберт. – Но вначале этот некто должен попросить прощения у прекраснейшей из женщин по имени Ма-ма.

– Прости, – пробубнила Робин, выскочив из-за стола.

– Не сердись на нее, сынок, – попросила Лора. – Она хорошая, добрая девочка, просто она немного устала. Ухаживать за больным человеком нелегко.

– О, да, если учесть, что в доме полно слуг, то ее жизнь просто невыносимо трудна, – проговорил Роберт с изрядной долей иронии. Лора улыбнулась, посмотрела на мужа, спросила:

– Ты что-то хочешь сказать, милый?

– Да, – он закашлялся. – Мы хотели обсудить завещание. Думаю, сейчас, когда все в сборе, для этого самое подходящее время.

– Нужно позвать Робин, – сказала средняя дочь Рахиль и побежала за сестрой.

Они обе вошли и встали у двери, скрестив на груди руки. Роберт расхохотался:

– Вы похожи на каменных идолов с острова Пасхи.

– До Пасхи еще далеко, – сказала Рахиль, не поняв его юмора.

Она не была расположена к шуткам, Роберт ее раздражал. Да и разве можно веселиться, когда решается вопрос о наследстве, от которого зависит их жизнь, их судьба. Ей не хотелось, чтобы все состояние родителей досталось этому негодному Роберту, которого отец выгнал из дома. Поделить деньги на всех было бы тоже неверно. Рахиль считала, что им с сестрой должно достаться три части, а четвертую пусть делят между собой мужчины. Мать она в расчет не брала. Она знала, что ей недолго осталось жить в этом доме. Она ее жалела, но не знала, как облегчить ее страдания, поэтому старалась не докучать ей. Она навещала мать лишь тогда, когда сама того хотела. Вначале их встречи были частыми, а потом сократились до двух раз в месяц. Но и этого для Рахили было много. Она не знала, о чем говорить с больной женщиной. Ей – двадцатилетней девушке – было не интересно обсуждать то, что занимало ее умирающую мать. Одного хотелось ей: поскорей бы все закончилось. Поскорей.

Каждое утро Рахиль говорила себе:

– Вот-вот-вот и это произойдет.

Но каждый новый день приносил ей разочарование. А тут еще так некстати приехал братец. Его приезд оживил умирающую, отодвинул страшное событие на неизвестный срок. И отец занес над головами детей Дамоклов меч, решив поговорить о наследстве.

– Мы слушаем тебя, папа, – сказала Робин. – Говори. Ты здесь главный, – она метнула огненный взгляд на Роберта. Тот усмехнулся, подумал:

– Мне жаль тебя, детка. Ты так запуталась в собственной злости, что навряд ли сможешь выбраться. Я попытаюсь тебе помочь. Хотя чувствую, что мои попытки обречены на провал.

– Итак, дети мои, хочу сказать вам, что по семейной традиции, которая ведет свое летоисчисление с давних-давних времен, все наше состояние передается старшему ребенку в семье, – проговорил глава семейства, поднявшись. – Значит, все наше состояние наследует Роберт по праву первородства. Но… – он закашлялся.

Робин метнулась к столу, подала ему стакан воды, усадила. Старик оценил ее заботу. Он похлопал ее по руке, одобрительно кивнул, улыбнулся и продолжил:

– Но покинув наш дом двадцать три года назад, Роберт потерял все свои права на наследство. Поэтому мы отдадим ему вот эти старинные часы с маятником, доставшиеся мне от пра-пра-прадеда. Этим часам нет цены. Они – бесценны. Думаю, Роберт сможет распорядиться этим сокровищем с умом. Так ведь, Роберт?

– Постараюсь, – ответил тот. – Спасибо, отец, за царский подарок.

– Я рад, что угодил тебе, сынок, – он пристально посмотрел на Роберта, подумал:

– Не зря я невзлюбил этого мальчишку. Он умнее меня. Даже сейчас, видя вопиющую несправедливость, он спокоен. Ему не нужны мои богатства. У него есть свое – открытая, добрая душа. А вот у детей, которые жили с нами, этого нет. Риф, пожалуй, не так испорчен, как девицы, но и в нем есть чертовщинка. Есть, я ее вижу, чувствую.