Осень собак

Он Кирисову знал давно, со студенческих лет. Большими талантами она никогда не блистала. Но у Оли было огромное преимущество перед ним – она была женщиной. В студенческие годы ее перепробовали все, – от студентов, кто не брезговал такими дивчинами, до преподавателей, которые не растеряли по возрасту свою силу. Так она окончила институт, потом аспирантуру и защитила кандидатскую диссертацию. Она была, – только официально, – пять или шесть раз замужем, но и последний муж недавно ушел от нее. Мужья были разными по возрасту: от зрелых и обеспеченных мужчин, до безусых студентов дневного факультета, лет на пятнадцать ее моложе. Но Оля долго не могла ужиться ни с одним мужем. Злые языки утверждали, что ей мужчина нужен каждые восемь минут. Когда об этом в пьяном разговоре сообщили Николаю, он пытался даже возражать – может, ей мужчина нужен каждые десять минут, но собеседники стояли только на цифре восемь. Теперь среди голодающих студентов ей было привольно. Она должна была чувствовать себя, как матка в улье в окружении трутней. Но на что не пойдешь ради идеи! Где появлялась Оля, там всегда царствовал обман, скандал, сплетни. В конце перестройки она много печаталась в местных газетах. Это были статьи из западноукраинских националистических газет, переведенные один к одному на русский язык, но подписанные фамилией ее первого мужа – Кирисова. На украинском языке прессу в Донбассе мало кто читает. Она страстно стремилась в большую политику, была городским депутатом. Агитационные афишки с ее изображением накануне выборов гласили, что она беспартийная, православная, прекрасный семьянин. Но как только ее избрали в городской совет, она объявила, что является членом конгресса украинских националистов и УНА–УНСО, верна униатской, греко-католической, церкви. Выступая по местному телевидению, она заявила, что происходит из древнейшего боярского рода, который даже старше царской семьи Романовых. Это вообще-то неудивительно, нынче многие стали искать генеалогические корни в княжеских, маршальских и других именитых родах. То, что ее девичья фамилия была Мастеровая, она разъясняла просто – дедушка, скрываясь от сталинского режима, поменял благозвучную фамилию Барятинских на пролетарскую – Мастеровой. В студенческие годы ее так и называли ласково – фабрично-заводская девчонка. А какими крылатыми фразами малоизвестных или вообще неизвестных философов она сыпала – удивительно! Редкий профессионал-философ читал их произведения, а может быть, и слышал о них. Совсем недавно ей стало мало звания городского депутата, и она захотела стать депутатом верховной рады. Баллотировалась во Львове. Но ее там физически побили сторонники другого кандидата – не лезь со своим восточным рылом в западный ряд!

Поистине, прав известный философ, утверждающий, что у женщины, стремящейся в политику, не все в порядке с половыми органами. Кирисова полностью подтверждала его великую мысль практически.

Николай ненавидел ее. Собственно говоря, такая же реакция на него была и у нее.

Он подошел ближе к Кирисовой и с ехидством спросил:

– Оленька! Ты снова вся в борьбе?

Кирисова вспыхнула от ненависти. Было видно, как ее смуглое лицо покраснело. Оно перекосилось от злости и сквозь крепко стиснутые зубы выдавила из себя:

– Да. В борьбе!

Николай нарочно говорил с ней по-русски.

– Ты ж недавно голодала в Луганске, не много ли для тебя? Не умрешь ли от истощения? – с участливым ехидством продолжал он спрашивать ее.

Он намекал на то, что этим летом, в самую жару, она лежала с трагическим лицом на травке газона возле облисполкома и голодала. Она требовала, как гласил плакат, воткнутый острым концом в землю, чтобы освободили из-под ареста одного банкира, который украл немалую сумму денег у акционеров. Причина той голодовки была всем ясна. Тот банкир выделял деньги руховцам и другим националистическим организациям в Луганске, но и себя, видимо не обижал. Его все-таки судили, но дали условно – слишком много украл, а таких не садят. С националистическими кадрами в Луганске бедновато, и не каждый из них является дураком, чтобы открыто позориться перед народом и объявлять голодовку. Но Оля с двумя своими студентами голодала. Луганчане со смехом дивились на лежащую в тени деревьев дамочку с сопливыми юнцами, таким образом, отрабатывающих свои двойки, и советовали ей для того, чтобы голодовка была настоящей, бросить пить воду. Точно так же доктор Хайдер голодал – больше года и не умер. Но через три дня голодовка ей надоела. До нее дошло, что является посмешищем для горожан, и она ее прекратила. И вот Оля – опытная женщина – среди молодежи и снова голодает.

– Не умру, не дождешься! – со злобой ответила Ольга Васильевна. – Вот из-за таких, как ты, равнодушных к судьбе народа и родины, врага независимости, мы живем плохо! Весь мир над нами смеется!

– Это ты точно сказала – мир смеется. Только причем здесь народ? Ему не нужны ваши выкрутасы, – снова съехидничал Николай. – Ты одна тут представительница Луганска?

– Нет! Со мной студенты.