– Нет. Я тебя такой не считал с первого взгляда, а сейчас тем более не считаю. Ты поразила меня своей незащищенностью. А я таких людей хочу защитить, взять над ними покровительство. Хочу, чтобы все было справедливо в мире. Это моя натура. Жалеть и оказывать помощь я еще временами могу… – Николай не врал, говоря ей это, но он уходил от прямого ответа. Не мог же он ей признаться, что она напоминает ему кого-то. Ту, которую он не может вспомнить. Но ту, о которой в самых дальних закоулках мозговых извилин осталась память. – В тебе, в отличие от других, есть что-то необычное, и не каждый мужчина может это понять.
Она с благодарностью за эти банальные слова, которые, возможно, давно не слышала от мужчин, еще плотнее прижалась к нему.
– Ты держишь свое слово – удивительно нежен и не говоришь мне обидного или унизительного.
– Потому что ты мне нравишься.
– А ты серьезно верил, что я обязательно приду к тебе? Не обману.
– Да.
– Тогда ты всего не знаешь.
– Чего?
– Всего! Я бы могла перебороть свое желание – быть сегодня твоей… и такая мысль у меня была. Но я пришла к тебе знаешь, почему?
– Почему?
– Я боюсь за тебя. Ты сегодня открыто и резко выступил против канадского профессора и этого лысого, с усами. А националисты этого не прощают. Их гены, как у фанатов, заражены жаждой мщения, и они тебе не простят сегодняшнего. Видел Прокопишина? По повадкам и по речи видно, что он не политический узник, а бывший уголовник. Он может прийти сюда ночью с боевиками и сделать тебя калекой или даже убить. Так они поступают со многими своими противниками – тихо, из-за угла. У нас такие случаи были, и журналисты, которые раньше выступали против них, сейчас примолкли. Я боюсь за тебя, поэтому я здесь.
У Николая перехватило горло от волнения – неужели она готова ради него на все? Комок, как утром при первой встрече, из глубины души подкатил к его горлу, и он хрипло произнес:
– А как ты меня сможешь защитить? Женщина! Я могу сам за себя постоять.
– Перед ними не устоишь. Влезут в окно или выбьют дверь, пока ты спишь. А ты пьян, мог их вообще не закрыть.
– Так поэтому ты потребовала закрыть все щели в комнате?
– Только поэтому.
– И не побоялась в таких условиях остаться со мной? Ты молодец! А я и не догадывался, что ты, оказывается, проявляешь заботу обо мне. Думал, вот я…
– Не надо, – она снова пальцами прикрыла ему рот. – Не только поэтому я здесь. Ты мне тоже нравишься. И надо же было мужу навесить когда-то рога за его аморфность и трусость. Хоть этим я буду удовлетворена при встрече с ним и после крупного разговора после ябедничества Гардаева. Если уж отвечать, то знать – за что?
– Я его завтра прибью!
– Не трогай его, я тебе уже говорила. Не делай из него жертву. Жертвой обязан быть слабый и невинный человек. Ею буду я. Кто-то должен ответить за тех, кто творит зло. Я уже внутренне готовлюсь к этому. Вначале в семейном кругу…
– Ну, хочешь, – неожиданно для себя предложил Николай. – Я поеду с тобой и все объясню твоему мужу. Я виноват, я соблазнитель!
– Не надо. Зло действует быстро и решительно, а доброта требует больше времени, чтобы себя показать. Поэтому добро всегда опаздывает и проигрывает. Да ты и не соблазнитель. Я сама…
– Ну, я что-то должен сделать для тебя? Как-то помочь?
– Ничего не надо. Ты женат. Ради меня не бросишь семью, и за это ты мне тоже нравишься. Твой самый большой недостаток – ты излишне честен.
– Неправда, – без рисовки возразил Николай. – Я делаю людям пакости, подлости. Хотя редко, но делаю.
– Если ты их и делаешь, то несознательно. Ты никогда плохо не сделаешь сознательно, заранее все обдумав. Ты не подлец, хоть и пьяница. Давай не будем больше говорить на серьезные темы, узнавать друг о друге больше, чем нужно. Лучше обними меня и будь снова нежным и предупредительным, но не как любовник, а как человек, хоть временно, но любящий меня.
Она приподнялась и прильнула к его губам, чтобы он не успел ответить. Потом, как и он ее недавно, поцеловала его в грудь. Теперь она, глубоко вздохнув, приняла его в себя!
Когда Николай проснулся, было светло. Он был жаворонком, всегда вставал рано. Но сейчас по ярким и по-осеннему низким лучам солнца было видно, что утро давно миновало. Рядом, прильнув к нему грудью, спала Наташа. Он посмотрел на ее припухшие губы, розовое лицо и осторожно прикрыл ее оголенные плечи простыней. Потом так же осторожно убрал ее руку со своей груди и встал. Подошел к окну и открыл его. Закурил сигарету, стараясь выпускать дым на улицу. День обещал быть замечательно-теплым. На темно-голубом осеннем небе только кучились редкие облака. Он вздохнул и подумал: «Никто не пришел меня убивать, и страх Натальи оказался напрасным».