Осень собак

Затягиваясь сигаретным дымом, стал прикидывать план своих действий на сегодня. Наступил день – пора заниматься серьезными делами. Он удивительным образом мог сочетать в себе творческую работу и пьянство. Сейчас на первый план выходили его собственные проблемы. Получалась снова беготня и встречи в различных инстанциях. Но в некоторые из них он сегодня не пойдет – может, завтра, а то и послезавтра. Он сел на подоконник и начал разглядывать киевлян, спешащих на работу, выгуливающих собак напротив его окна, на спортивной площадке, и просто прогуливающихся. Сегодня надо будет уделить время Наталье, помочь ей по диссертации и прогуляться с ней по красавцу-Киеву, освежить в памяти знаменательные места. Давно он не посещал Софиевский собор, Лавру, театры столицы.

Стоп! Сегодня унсовцы хотят взять верховную раду штурмом. Но это громко сказано – на это они не пойдут, но шума наделают много… надо посмотреть, все увидеть своими глазами.

Вздрогнула во сне Наташа. Николай обернулся. Она перевернулась на спину и продолжала спать. Он глядел на тонкий и нежный профиль ее лица и перед ним вырисовался, выдаваемый тайными блоками памяти, новый образ. Теперь он вспомнил, кого она так щемяще и больно напоминала ему. Он понял, что окончательно собрать образ прошлого воедино, который отражался в ней, мешали ее очки. Теперь без них она была похожа… нет! Не может такого быть! В Наташе проступал образ его первой любви – детской, далекой и… незабываемой.

Он соскочил с подоконника, осторожно подошел к кровати и стал всматриваться в ее лицо. Да, это была его первая любовь, хотя женщина, лежащая сейчас перед ним, была намного моложе той… девочки. Он отвел глаза от знакомого из далекого прошлого образа, на цыпочках вернулся к окну, дрожащими пальцами достал из пачки новую сигарету и закурил. Так вот кого она ему напоминала? Девочку, о которой он боялся вспоминать и наяву, и во сне.

19

Как это было давно! Он тогда учился в седьмом классе и жил в городе, зажатом в угол двумя великими реками: бурной, своенравной Зеей и медленным, хилым в том месте Амуром. Город огромных пушистых тополей и ароматных снежно-белых черемух. Город его первой серьезной и искалеченной любви.

Учился он хорошо, хотя у него бывали «тройки» и «двойки», но это как исключение. Много читал, мечтал о дальних путешествиях и экзотических странах, был организатором различных игр среди сверстников. Одно из них – обтирание снегом на морозе, – а морозы там сухие и трескучие, стоят всю зиму без больших изменений, – чуть не закончилось для него трагически: он заболел воспалением легких. Последствия этой болезни, с мрачным и пропадающим темным сознанием, он носил в себе до сих пор.

Но главным его достоинством в глазах жильцов двора была игра в шахматы. Он серьезно занимался ими, был чемпионом дома пионеров, участвовал в городском взрослом первенстве и занял далеко не последнее место, имел высокий разряд по шахматам и удостоверение к нему, чем он, – четырнадцатилетний пацан, – страшно гордился. Будучи еще совсем маленьким, он уже игал в шахматы с взрослыми во дворе и неизменно выигрывал у них, что принесло ему небывалый для его возраста авторитет в ближайшей округе. А так – мальчишка, как и все.

С пятого класса он уже почти не играл индивидуально с взрослыми, а давал сеансы одновременной игры, играя сразу белыми и черными, чего не допускали даже именитые гроссмейстеры, но дозволяли их дворовые правила. Конечно, это шутка – до гроссмейстера ему было далеко, тем не менее, двор гордился им и прочил в чемпионы мира. Выигрывали у него в этих сеансах редко, – он не любил проигрывать. Его авторитет среди взрослых, естественно, распространялся среди ребят и девчат разного возраста. Наверное, каждая девчонка от первого класса и выше призналась ему в любви. Эти девчачьи признанья отражали уважение его взрослыми, которые восхищались им в кругу своей семьи, а их дети это слышали. Но любовь девочек он отвергал сходу и навсегда и даже смеялся над ними, доводя их до слез. Но, увы, жизнь имеет обратную сторону. Он сам неожиданно влюбился.

Двор, где он жил, был своеобразным. Это было несколько восьмиквартирных, двухэтажных деревянных домов. В то время квартиры отапливались дровами и углем, газа еще не было, и длинные ряды сараев придавали неповторимый городской колорит их двору. Жили все соседи дружно, как бы одной семьей, хотя все бывало в дворовых отношениях. Но то, что каждый знал о другом всю подноготную, – несомненно. Может быть, это и сближало жильцов. Дворовые тайны надо хранить. Если уж доверять их, то только самым надежным знакомым и по совершеннейшему секрету. А надежнее, чем сосед, как известно, никого в мире нет. И сокровенные секреты обсуждались всем двором, за исключением носителя этой тайны.