«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

Наш корреспондент был весьма признателен советнику за ценную информацию и попросил свидания с преступником. Советник Сун любезно разрешил свидание и дал корреспонденту двух охранников, чтобы они сопровождали его в тюрьму. Корреспондент установил, что террорист Ли Цзин–чунь — уроженец округа Чжэндин нашей столичной провинции. Маленького роста, злобный, он был закован в кандалы, но тем не менее выкрикивал разные безумные слова и поносил правительство. Когда корреспондент попытался заговорить с ним, он отвернулся и несколько раз крикнул: «Да здравствует партия экстремистов!» Видя, что он неукротим в своей злобе, корреспондент не стал зря тратить время, сфотографировал его и вышел из тюрьмы. На прощанье охранники вежливо отдали корреспонденту честь.

Хотя корреспонденту и не удалось поговорить с преступником, он собрал о нем дополнительные материалы, которые могут представить интерес для читателей. Как выяснилось, Ли Цзин–чунь числился студентом университета Прославленной справедливости, однако не учился, а занимался исключительно организацией студенческих волнений, в частности, спровоцировал избиение ректора. После роспуска этого университета Ли Цзин–чунь сумел проникнуть в столичный университет, ежемесячно получал от партии экстремистов 120 юаней и на эти деньги купил пистолет, чтобы убивать государственных деятелей и нарушать общественный порядок…

Генерал Хэ Чжань–юань в настоящее время чувствует себя прекрасно и продолжает заниматься делами. Говорят, он уже продумал все способы усмирения мятежников. Сегодня в полдень представители Торгового союза преподнесли ему в знак сочувствия жбан шаосинской водки и четырех жирных барашков. Генерал принял делегацию очень радушно…»

* * *

Чжоу Шао–лянь так и не поехал с Мудрецом в столицу, потому что не мог думать ни о чем другом, кроме поэтического некролога, на который ему нужно было минимум дня два. В результате Мудрец отправился в столицу один.

— Ну, что слышно, старина У? — закричал он, едва появившись в пансионе.

— Ничего нового! Только что звонил Мо Да–нянь, сказал, что снова едет в военную прокуратуру, и велел ждать от него вестей.

Они оба вошли в комнату Мудреца.

— Послушай, вот эти письма Ли Цзин–чунь просил показать тебе! — У Дуань протянул приятелю несколько исписанных листков.

Мудрец взял их и стал читать:

«Дорогой Цзин–чунь!

Мне, пожалуй, не следовало бы смущать тебя разговорами о том, как ты ко мне добр, но я не в силах молчать. Ты опекаешь меня уже больше двух лет, благодаря тебе я стала лучше учиться и очень горда тем, что не заставляю тебя попусту тратить силы. Сейчас я все свое внимание сосредоточила на книгах, и если бы не ты и не профессор Чжан, не знаю, что бы со мной было! При встречах я не могу поблагодарить тебя так же горячо, как делаю это мысленно, потому что ты всегда суров и неприступен, и слова благодарности застревают у меня в горле. Но когда я думаю о тебе, надо мной витает тень бога, которому я молюсь за тебя!

Едва я родилась и сделала свой первый вздох, как я заплакала — наверное, это было началом моей трагедии. В пять лет я оплакивала умерших родителей. Потом я перестала плакать — и не потому, что не было причин, а потому, что не хватало смелости: ведь я росла в чужой семье и не могла дать волю своим чувствам. Сейчас я снова плачу, потому что ты и профессор Чжан так добры ко мне, что на вашу доброту нельзя ответить легкой улыбкой, а только слезами радости.