«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

Путевые дневники — жанр с давних времен очень любимый в Японии. «Танцовщица из Идзу» внешне напоминает путевой дневник: герой рассказа идет по дороге, видит новые места, встречается и расстается… Но пейзажи лишь намечены скупыми мазками. Это повесть о первой любви и душевном воскрешении, о выходе из мрака к свету, о бедных людях с богатой душой. Дорога выводит юношу на простор в прямом и в переносном, символическом смысле.

Идзу — так зовут полуостров Идзу (преф. Сидзуока) на восточном побережье главного острова, неподалеку от больших промышленных городов, и «Семь островов Идзу». Самый большой с остров — Осима. В ту пору, когда происходит действие рассказа, на Осиме было лишь несколько бедных рыбацких селений. В одном из них приютились бродячие артисты. Летом они отправлялись на заработки к горам Идзу. Там, возле горячих источников, кустились гостиницы, рестораны, чайные дома. В других своих рассказах Кавабата с глубоким человеческим сочувствием изобразил жизнь падших женщин, гейш низшего разбора в таких курортных местечках, куда стекаются приезжие.

Вулканические, поросшие лесами горы, дымящиеся ключи и гейзеры создают пейзажи уникальной красоты.

Кавабата полюбил прекрасный край Идзу, впоследствии много раз туда возвращался и подолгу жил там.

Лирический герой повести — все же не надо полностью отождествлять его с автором — шел с севера на юг, через перевал Амаги высотой в 800 метров. По дороге он останавливался возле горячих источников Сюдзэндзи, Югасима и других. И той же дорогой, по пути в портовый город Симоду, шла маленькая труппа бродячих артистов вместе с танцовщицей. В жизни ее звали Тиёко. Это один из самых пленительных девических образов в японской литературе.

Спустя восемь лет после своего путешествия Кавабата Ясунари создал всемирно известную повесть «Танцовщица из Идзу».

Кавабата глубоко национален. Проза его густо насыщена бытовыми деталями, но каждая деталь говорит. Недаром он любил «Записки у изголовья» (конец X в.) Сэй–Сёнагон, мастера многоосмысленней поэтической детали. И не случайна любовь Кавабаты к Чехову. Он перевел рассказ Чехова «После театра», — маленький шедевр, звучащий как музыка. Проза Кавабаты Ясунари тоже живет в музыкальной стихии.

Повесть «Танцовщица из Идзу» пронизана светом и радостным предощущением жизни.

Говоря словами Чехова из рассказа «После театра»: «…сначала радость была маленькая и каталась в груди, как резиновый мячик, потом она стала шире, больше и хлынула как волна».

В большинстве произведений Кавабаты Ясунари живут чувства печали, ностальгии, отчужденности, тоски по утраченной и недостижимой красоте. Слишком мрачна была японская действительность. Но то, что вернули ему бродячие артисты, никогда не было утрачено. Они вернули ему веру в людей и самого себя. Без этого писателю не быть.

В. Маркова

Кавабата Ясунари. Танцовщица из Идзу

1

Дорога устремилась вверх крутыми извилинами, казалось, перевал Амаги уже близко, как вдруг, выбелив леса криптомерий на подножье горы, за мной стремительно погнался дождь.

Мне было двадцать лет. Одет по–дорожному: студенческая фуражка, кимоно с рисунком конгасури [66], хакама [67], через плечо переброшена сумка для книг. Уже четвертый день, совсем один, я странствовал по горам Идзу. Первую ночь провел возле горячих источников Сюдзэндзи, две ночи в Югасиме, а потом надел высокие гэта [68] и начал восхождение к перевалу Амаги.

Горы, волнами наплывавшие друг на друга, густые леса, глубокие ущелья были пленительно, по–осеннему прекрасны, но я торопливо шел вперед, подгоняемый тайной надеждой…

Посыпались крупные капли дождя. Я побежал как мог быстрее по крутой петляющей дороге и, задохнувшись, добрался наконец до чайного домика на северной стороне горы. И замер на пороге — так внезапно и чудесно сбылась моя надежда. В чайном домике остановилась отдохнуть труппа бродячих артистов.

Заметив меня, юная танцовщица встала, поспешно повернула другой стороной подушку, на которой она сидела, и подвинула ко мне.

— М–м–м! — с трудом пробормотал я и опустился на подушку. Я все еще не мог отдышаться, не мог опомниться от неожиданности. Даже простое «спасибо» не шло у меня с языка.

Танцовщица села прямо против меня. Вконец растерявшись, я нашарил папиросы в рукаве [69]. Она подала мне пепельницу, стоявшую перед ее соседкой. Но я и тут промолчал.

Танцовщице на вид было лет семнадцать. В обрамлении черных густых волос, уложенных в причудливую старинную прическу, каких я никогда не видал, ее лицо, овальное как яичко, и такое прелестное, казалось совсем маленьким, но все сочеталось в единой гармонической красоте. Вспоминались девушки с преувеличенно пышными копнами волос, как их любили изображать на страницах старинных романов [70].

В небольшой труппе, кроме танцовщицы, были три женщины: пожилая, лет сорока, и две молодых, да еще мужчина лет двадцати пяти, в куртке с гербами [71] гостиницы при горячих ключах Нагаока.