«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

«В арабистике капитальных трудов Сенковский не оставил, — читаем у И. Ю. Крачковского, — но все же его наследие заслуживает внимания и теперь, как заслуживает оно и специального исследования арабиста. Основной результат его деятельности сказался главным образом в усилении «ориентализма» в русской литературе, с большей долей талантливости и с большим размахом, чем в школе Болдырева [1780—1842; профессор восточных языков в Московском университете. — Т. Ш.]. Сила его — в «Восточных повестях»…» (И. Ю. Крачковский. Избр. соч., т. 5, с. 76). Итак, «не оставил капитальных трудов». Однако, если считать, что арабистика должна служить не только арабистам, то нужно согласиться с тем, что труды Сенковского, обращенные ко всей читающей России, раскрывавшие духовные сокровища Востока перед ее умом и сердцем, весьма выигрывают в сравнении со многими тщательно и тонко обработанными, но безжизненными учеными изделиями, к которым время от времени приникают лишь специалисты, чтобы произвести на свет новое подобие таких книг. Деятельность, при которой та или другая научная область делает свои открытия достоянием всего общества, естественно, не остается без отзвука, подчас неожиданного, нередко большой силы. Не ища многих примеров, можно принять в качестве доказанной ту мысль, что сведения, полученные при чтении работ Сенковского, явились одним из главных источников знаменательного высказывания Пушкина, относящегося к 1834 году: «Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской поэзии: нашествие мавров и крестовые походы. Мавры внушили ей исступление и нежность любви, приверженность к чудесному, роскошное красноречие Востока». Полностью происхождение этих слов выяснено в нашей книге новелл «Мавры внушили…», пока не опубликованной.

В связи с приведенным сужением Пушкина следует сказать о том, что арабистические работы Сенковского, в частности «Восточные повести», не только познавательны, но и высоконравственны — наиболее яркие образцы можно видеть, например, в заключительных сценах «Бедуина», «Бедуинки» и «Вора». Среди возвышенных страниц, облагораживающих душу, есть, пожалуй, единственное исключение–повесть «Урок неблагодарным», переведенная с персидского: порицание человека за то, что он в час, когда впервые проснулась в нем совесть, высказал горькую правду о своем благодетеле, представляется морально сомнительным.