Роман Лао Шэ «Мудрец сказал…», так же как предшествовавший ему роман «Философия почтенного Чжана», был написан художником в лондонский период его жизни (1926–1929). С появлением этих произведений в китайскую литературу пришел большой и самобытный писатель.
Затем последовали романы «День рождения маленького По» (1931), «Рикша» (1935) и другие произведения. В период сопротивления японской агрессии (1937 – 1945 гг.), сыгравший весьма важную роль в идейном и творческом росте писателя, Лао Шэ — один из главных руководителей Всекитайской ассоциации деятелей литературы и искусства по отпору врагу. Его роман «Огненное погребение» (1940), драмы «Вопрос чести» и «Государство превыше всего» (1943) гневно обличают предателей, сотрудничающих с японскими оккупантами, воспевают героизм защитников родины, всего китайского народа, поднявшегося на борьбу с иноземными захватчиками. Трилогия «Четыре поколения одной семьи», завершенная Лао Шэ во время его пребывания в США в середине 40–х годов, тоже посвящена периоду японской оккупации. Качественно новый этап в творчестве Лао Шэ начался с победой народной революции и провозглашением КНР. Он ознаменовался появлением таких значительных по своим идейно–художественным достоинствам произведений, как драмы «Фан Чжэнь–чжу», «Драконов ус» (1950), «Этому не бывать» (1956), «Чайная» (1957), «Кулак во имя справедливости» (1961) и многие другие, по праву выдвинувших их автора в число ведущих художников слова народного Китая.
Роман «Мудрец сказал…», впервые опубликованный в 1927 году на страницах популярного в ту пору журнала «Сяошо юэбао» («Ежемесячник прозы»), следует рассматривать в самой непосредственной связи и с романом «Развод», и с рассказом «Последняя монета», и с другими произведениями Лао Шэ, живописующими быт и нравы пекинского люда и в особенности чиновничества. Более того, в романе «Мудрец сказал…» перед читателем раскрывается картина жизни студентов — повес, бездельников, обитателей сомнительного свойства пансионов и гостиниц, любителей вина, азартных игр и женщин. Сами они ничего не зарабатывают и живут за счет родителей–провинциалов. В этом романе превосходно показано, откуда брались и как формировались разные типы чиновников — взяточников и казнокрадов, которые заселили впоследствии многие произведения писателя, в том числе и его роман «Развод».
Образ Чжао — главного героя романа «Мудрец сказал…» — доведен до гротеска. Немаловажную роль в этом сыграл и созданный писателем его отталкивающий внешний облик («нос, похожий на клюв коршуна, собачьи глаза, свиной пятачок»; «багровое лицо, короткие, толстые руки и ноги»), и раскрытие жизненного кредо Мудреца («с самого сотворения мира главное в жизни — это еда, одежда, женщины и азартные игры»), и убийственная ирония художника по поводу квасного патриотизма студентов и особенно по поводу так называемой «революционной деятельности» самого Чжао Цэы–юэ.
А чего стоят меткие и разительные характеристики действий и поступков главного героя романа! Чем только он не занимался, за что он только не брался! То он рьяно выступает за эмансипацию женщин, а сам всячески издевается над ними и собственную жену бросает на произвол судьбы; то вдруг принимается за репетиторство. Но ничего начатого до конца не доводит. Он болтун, краснобай и никчемный бездельник, лентяй и недоучка. Подобными же «достоинствами» отличается и подавляющее большинство из тех, кто окружает Чжао в романе.
Лао Шэ беспощаден ко всем этим «вечным студентам», к той среде, из которой произрастают будущие продажные чиновники — плоть от плоти, кровь от крови реакционного чанкайшистского режима, его основа, опора и надежда. Одну из немаловажных сторон жизненной философии этих «верхов» тогдашнего китайского общества писатель–реалист усматривает в философии «моральных побед», сводившихся, по сути дела, к рабскому повиновению, самообману и пораженчеству. Философию «моральных побед», акьюизм как социальное зло, поразившее старый Китай, развенчал, как известно, Лу Синь в своей повести «Подлинная история А–кью» [9]
(1921).А ведь именно в духе «моральных побед», акьюиэма и ведет свои рассуждения Чжао: «Мы наслаждаемся решительно всем иностранным — с той лишь разницей, что они (т. е. иностранцы. — М. Ш.) день и ночь трудятся, а мы сидим за игорным столом и ждем. Не значит ли это, что они фактически наши рабы?»
Лао Шэ часто прибегает к методу контраста при воссоздании в романе картин происходящего. Именно на нем построено изображение праздника Начала лета в Пекине: наряду с описанием богатства и красоты — очаровательных девушек, хризантем, расцветающих деревьев, резвящихся в небе птиц, писатель рисует рикш, подгоняемых седоками, пыль, грязь, навоз, свиные и бараньи туши на бойне, вонь, роящихся зеленых мух.