Осень женщины. Голубая герцогиня

Она стояла на коленях. В ней зародилась туманная надежда на то, что Господь подскажет ей, что она должна делать, так как она твердо решилась скромно и с пользой для окружающих выполнить свой долг. Она долго думала; знакомый звук колокола, призывавшего к трапезе, напомнил ей время. Надо было никого не тревожить, избежать дома лишнего шума. Пусть катастрофа и переворот отразятся только на ее сердце.

Еще не было двенадцати часов, когда она вернулась домой. Тоня, по обыкновению, сторожила ее в окно своей комнатки.

- Ах, Йю! - сказала она. - Как ты нас встревожила сегодня утром, дорогая Йю! Уверяю тебя, что я ужасно волновалась и г-н Эскье также!

- Тише, Тоня!… Не надо шуметь. Нет ничего необыкновенного в том, что я выехала утром и вернулась к двенадцати часам. Скажи, чтоб через четверть часа подавали завтрак. Доктор Домье пришел?

- Да, моя красавица, он у г-на Сюржер разговаривает с г-ном Жаном.

- Поди за ним, попроси его прийти ко мне в комнату. Но, смотри, не болтай много!

- Хорошо… ни слова!

Несколько минут спустя, доктор, несколько тревожась, как его примут, входил к m-mе Сюржер.

Он никак не ожидал найти ее такой спокойной. Свежая вода смыла следы слез на ее глазах и щеках. Она тщательно перечесалась. Ничто, кроме бледности, не выдавало волнений вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

Она протянула доктору руку.

- Здравствуйте, доктор. Вы видите, я себя хорошо чувствую. А что Клара?

- Ей гораздо лучше. Она уснула без лихорадки. У меня хорошие надежды.

- А Антуан?

- Все также.

- Вы завтракаете с нами?

- Если я не буду лишним.

- Понятно, нет. Но мне надо что-то сказать вам, прежде чем мы спустимся. Что сталось с письмом, которое вы мне показали вчера… с письмом Мориса к Кларе? - прибавила она решительнее, заметив, что Домье колеблется. - Не бойтесь, я спокойна… Передали ли вы Кларе это письмо?.

- Нет, я сберег его. Мне казалось, что я не в праве…

- Хорошо, послушайте. Вы доверяете мне?

- Какой вопрос, милая барыня!

- О, нам нечего говорить друг другу любезные фразы! Обстоятельства слишком серьезны, не так ли? Имеете ли вы доверие к моему слову, как к слову честного человека? И если я дам вам слово, что я не препятствую больше замужеству Клары, и что я беру на себя написать Морису, чтоб вызвать его, поверите вы мне?

- Безусловно верю.

- В таком случае… я прошу у вас это письмо, которое вы мне показывали вчера… Вы избавите меня от унижения, чтоб оно было прочитано Кларой… а мне оно послужит предостережением против меня самой, если я когда-либо начну ослабевать. Почему вы колеблетесь? Морис дал вам право поступить с этим письмом по вашему усмотрению и уж, конечно, ваш вчерашний поступок был страннее…

Домье несколько времени размышлял.

- Вы правы, - сказал он, наконец. - Теперь, когда это письмо сделало свое дело, оно ваше.

Он отдал его ей. Жюли тотчас же заперла его в ящик своего секретера.

- Я выну его отсюда только тогда, - сказала она, - если когда-нибудь раскаюсь в моей жертве. Тогда я прочту его, чтоб убедиться, что я поступила хорошо. Клянусь вам в этом.

Они пристально взглянули друг другу в глаза.

- Вы достойны восхищения, - сказал доктор.

- Достойна восхищения, Боже мой! - ответила она с очень грустной улыбкой. - Я лично вовсе не нахожу себя достойной восхищения. Наконец-то самое тяжелое окончено. Нам остается только вызвать Мориса. Я беру это на себя. А до тех пор, если хотите, мы забудем все это… Я хочу, чтоб его возвращение и этот брак совершились без шума, совсем просто. Я была препятствием, - я стушевываюсь.

Домье поцеловал ее руку. Он подыскивал слова, чтоб высказать волновавшие его чувства. М-mе Сюржер при-, дожила палец к его губам.

- До тех пор ни одного слова! Обещаете? А теперь спустимся.

VI

Уже три дня Морис тревожно ждал в Гейдельберге ответа Клары. Что она ответит, если только ответит? И что она могла бы ответить, чтобы удовлетворить его? Положение было безвыходное, как для него, так и для нее. Одно лишь обстоятельство могло бы успокоить его сердце, но оно невозможно, положительно невозможно, а между тем он не переставал мечтать о том, что Клара выедет из Парижа и соединится с ним в Германии, как недавно с Жюли. О, путешествие с Кларой! Прижимать к своему сердцу ее гибкий стан, целовать эти пунцовые губы, вдыхать аромат этих черных, волнистых волос!… И он припоминал дни, проведенные в Кронберге с Жюли и представлял себе Клару на месте своей любовницы… Но вдруг от этих грез, словно какой-то толчок, его пробудило воспоминание последних слов Жюли:

«Если ты когда-нибудь вернешься сюда с другой женщиной и если маленькая Кэт спросит тебя, что сталось со мною, то ты скажешь ей, что я умерла, не правда ли?»

На третий день пришло письмо. Он узнал на конверте почерк Жюли. «Бедная Жюли! Опять бесплодные нежности… Опять - «Я люблю тебя, обожаемый мой! Тебя очень недостает твоей Йю!…» Но когда он развернул письмо и прочел, то он вышел из своего равнодушия.