Она сама открыла перед m-mе Сюржер дверь, выходящую на монастырский дворик.
Действительно, аббат Гюгэ, медленным шагом прохаживаясь под арками, читал свой молитвенник. В эту минуту он как раз повертывал из-за угла; Жюли очутилась лицом к лицу с ним.
Подняв глаза, он узнал свою прежнюю исповедницу.
- Ах, милая барыня!
Она попробовала улыбнуться, пролепетала несколько приветственных слов; он через очки смотрел на нее испытующим взглядом; он уже привык распознавать душу на женских лицах и видел теперь, что перед ним стоит униженная и покинутая женщина. Он понял, что она смущена, что она не может говорить здесь, на открытом воздухе, под искоса устремленным на нее взглядом послушницы.
- Здесь немножко холодно, - сказал он, - если не ходить скоро… Для меня это гигиеническое упражнение, я каждое утро хожу здесь, читая мой требник… Но я не хотел бы морозить вас здесь. Не желаете ли, мы поднимемся ко мне?
Она сделала головою утвердительный знак. Священник направился с нею к внутренней лестнице. В эту минуту она сознавала, что этот шаг, который она готовится сделать, отдалит ее от всего, что она любила… она перейдет границу; потом уже не в ее власти будет отступить.
Тогда ей захотелось бежать, спастись, скрыться от священника. В ее голове зароились всевозможные планы, о которых она прежде не думала: ехать к Морису, отнять его, сохранить его для себя. Она знала могущественное влияние своего присутствия на это непостоянное сердце. Бежать… соединиться с ним!… О, напрасные планы! В ту самую минуту, когда они приходили ей в голову, она подымалась на ступеньки за священником. Она была уже наверху лестницы; дверь натопленной комнаты отворилась и затворилась; Жюли уже сидела в большом кресле около бюро, как три года тому назад.
- Как поживают ваши, милая барыня?… Как здоровье доброго г. Сюржер?
Еще никакого намека не было сделано на это долгое время, в течение которого их отношения были прерваны. Это не удивляло аббата; ему слишком хорошо было знакомо это охлаждение к религиозной жизни до того дня, когда любовный разгром снова приведет этих разбитых, измученных, любящих светских женщин к стопам Утешителя.
- Мой муж здоров, - рассеянно ответила m-mе Сюржер.
И тотчас же вспомнив об этом умирающем, которого она оставила дома, прибавила:
- То есть, я хочу сказать, что он не страдает… Но его болезнь ведь неизлечима, как вы знаете…
- А наша милая Клара Эскье? Она все еще живет вместе с вами, не правда ли?
- Она также немножко больна… Но это ничего… Мы не тревожимся.
Наступило молчание. Жюли, избегая взгляда священника, пристально смотрела на часы; маленький металлический маятник двигался под циферблатом. Аббат спросил более тихим голосом:
- А вы, дитя мое, как вы поживаете?
Она не ответила; ее горе выразилось в глазах, наполнившихся слезами. Она вытирала их, но они текли не переставая, как из неиссякаемого источника.
Священник придвинулся к ней.
- Полноте, будьте смелее! У вас много горя, я это вижу. Будьте откровенны. Если вы искренне вернетесь к Богу, то будьте уверены, что Он пошлет вам утешение и мир.
И он повторил фразу, которую Жюли слышала в последний раз от него:
- Хотите, чтоб я выслушал вас в исповедальне?
На этот раз она ответила:
- Да… отец мой.
Аббат встал, пошел к алькову. Он отдернул драпировку. Там, рядом с узкой железной кроватью, стоял стул и prie-Dieu, отделенные друг от друга решеткой из красного дерева.
Он сел, она опустилась на колени.
- Я вас слушаю, - сказал он.
Она стала лепетать обычные исповедальные молитвы, так давно не произносившиеся ею.
- Ну, что же, дочь моя, - сказал аббат, когда она умолкла, не решаясь с чего начать признания. - Я уже так давно не видел вас здесь… Причащались ли вы по крайней мере?
- Нет, отец мой.
- Ах!… Вас, конечно, не допускали до этого какие-нибудь упреки совести… Вы, находили, что состояние вашей души… привычки вашей жизни… не соответствуют этому? Да… это так. У меня осталось воспоминание о вашем последнем визите ко мне. Вы были тогда в очень тревожном состоянии, но полны добрых намерений.
- О, да! - прошептала Жюли.
- А между тем вы все-таки не выдержали? - продолжал священник; он уже не спрашивал больше, он только подсказывал ей ее признание в коротких, отрывистых фразах. - Вы, будучи замужем, поддались преступной любви… с человеком, который много моложе вас?…
Она молчала. Ее любовь, в словах священника, представлялась ей преступной и она удивлялась, как это она могла жить спокойно и счастливо этой греховной жизнью… Среди окружающей ее теперь обстановки, рядом с этим священником, она испытывала только религиозное страдание, желание поскорей омыться от греха и уже никогда не падать.
Аббат спросил:
- Вы отдались этому молодому человеку вскоре после вашего визита ко мне?
- Да, отец мой. Раньше, чем через три месяца.
- И вы принадлежали ему… в доме вашего мужа?
- В первый раз только… Затем… он взял отдельную квартиру и там мы виделись.
- И там, каждый раз, как он требовал от вас греха… вы соглашались?