Осенью. Пешком

И вскоре письмо было готово. Много невеселых мыслей пришлось передумать грешнику; пока он составлял и переписывал свое письмо, он испил до дна чашу стыда и раскаяния, но в конце концов, приключившаяся беда не представлялась ему уже в таком мрачном свете, и рождавшиеся надежды лили бальзам на его рану. К вечеру, однако, он опять пал духом, ослабел, и Клейбер нашел его таким кротким и мягким, каким никогда еще его не видел. Он принес ему в подарок на прощанье граненый флакончик с тонкими духами и дал ему его со словами: – Возьми от меня – на память. Еще можешь сунуть куда-нибудь в сундук… Но, оглянувшись, удивленно воскликнул: – Да ты еще не укладывался… Хочешь, я тебе помогу…

Ладидель неуверенно взглянул на него и сказал:

– Успеется! Я жду еще письма.

– Тем лучше, – радостно ответил Фриц. – Сможем, значит хорошенько распроститься. Знаешь что, пойти бы нам сегодня к Веберам! Право, жаль будет, если ты уедешь, не простившись.

Бедному Ладиделю показалось, что врата небесные разверзлись перед ним и тотчас опять сомкнулись. Он хотел что- то сказать, но только покачал головой, и когда хотел принудить себя говорить, слова сдавили ему горло, и он нежданно, к изумлению Фрица, разразился рыданиями.

– Господи, что с тобой? – испуганно воскликнул он.

Ладидель молча покачал головой. Но Клейбер был так взволнован, так потрясен слезами своего гордого, всеми чтимого друга, что обнял его, как больного, гладил его руки, и в осторожных словах предложил ему свою помощь.

– Ах, ты ничем не можешь мне помочь! – сказал Альфред, успокоившись немного.

Но Клейбер не отставал, и, в конце концов, исповедь перед этой доброй душой показалась Ладиделю избавлением. Они сели друг против друга, Ладидель отвернул лицо от света и начал: «Помнишь тот вечер, когда я в первый раз пошел с тобой к твоей невесте…» И все рассказал, про любовь свою к Марте, про маленькое недоразумение и размолвку, и как ему больно было от этого. Затем заговорил про состязание стрелков, свою тоску и одиночество, про танцевальную площадку и Фанни, и ста марках, и как не воспользовался ими, и, наконец, про вчерашний разговор с нотариусом и настоящее свое положение. Он сознался также в том, что у него духу не хватает явиться к отцу, что написал ему письмо и теперь с ужасом ждет дальнейших событий.

Фриц Клейбер молча и внимательно слушал, подавленный и взволнованный до глубины души. Когда Ладидель замолк и слово было за ним, он тихо и робко сказал:

– Мне жалко тебя.

И хотя сам ни разу в своей жизни чужого гроша не истратил, добавил:

– Это со всяким может случиться, и потом ты ведь вернул деньги. Что же я могу сказать? Суть вся в том, за что тебе сейчас взяться.

– Да, если бы я знал! Я хотел бы умереть…

– Не говори этого! – с ужасом воскликнул Фриц. – Неужели ты ничего не придумал?

– Ничего. В каменотесы разве пойти.

– В этом надобности нет. Если бы я знал, что ты не обидишься…

– Тогда…

– Я бы тебе предложил что-то… Я боюсь только, что это глупость с моей стороны и ты обидишься…

– Полно… Конечно, нет… Я даже представить себе не могу, что ты можешь мне предложить…

– Вот что… Мне кажется… Ты интересовался одно время моим делом и даже не без удовольствия вникал в него. У тебя большие к этой работе способности, ты чуть ли не лучше моего стал его понимать. У тебя ловкие руки и хороший вкус. Вот я и хотел тебе предложить… Пока ты не найдешь чего-нибудь лучшего, не попробуешь ли наше ремесло?

Ладидель быль поражен; об этом он никогда не думал. Профессия парикмахера никогда не казалась ему постыдной, но не совсем благородной. С прежней высоты, однако, он спустился и никакого права не имел пренебрегать каким бы то ни было честным трудом. Это он сознавал. И то, что Фриц возносил его талант, было ему приятно. Подумав немного, он сказал:

– Это вовсе бы не худо было. Но видишь ли… Я ведь уже взрослый человек и привык уже к известному положению. Мне тяжело было бы поступать вновь в ученье к какому-нибудь хозяину…

Фриц кивнул головой.

– Конечно. Но я тебе этого и не предлагаю…

– Как же иначе?

– Ты мог бы поучиться у меня кой-чему, чего еще не знаешь. Либо подождем, пока я свое дело открою. Ждать придется недолго. Но ты теперь уже можешь ходить ко мне. Хозяин мой с удовольствием возьмет помощника, такого ловкого да еще без жалованья. Освоишься с работой, а когда я свою парикмахерскую открою, тогда поступишь ко мне. Тебе нелегко, быть может, будет привыкнуть к этому, но когда имеешь дело с вежливыми, порядочными людьми, то это вовсе не плохое занятие.

Ладидель слушал с приятным удивлением и чувствовать всем сердцем, что решается его судьба. Если переход от нотариуса к парикмахеру и был шагом назад, то, вместе с тем, он впервые в своей жизни испытывал внутреннее удовлетворение человека, нашедшего истинное свое призвание и предопределенный ему судьбою путь.

– Слушай, да это великолепно! – радостно воскликнул он и протянул Клейберу руку. – Теперь мне опять легче стало на сердце. Старик мой заартачится, пожалуй, но, в конце концов, сдастся. Вот что, быть может, и ты поговоришь с ним.