Осенью. Пешком

– Если ты полагаешь, что… – скромно сказал Фриц.

Ладидель в таком восторге был от своего грядущего призвания, загорелся таким рвением, что хотел сейчас же попробовать. И Клейберу волей-неволей пришлось сесть и Ладидель побрил его, вымыл ему голову и завил волосы. И все прошло превосходно. Фриц сделал ему лишь одно-два незначительных замечания. Ладидель предложил ему папирос, вскипятил воду на спиртовой машинке, заварил чай, болтал, и не мало удивил своего друга столь быстрым исцелением от своей скорби. Фриц не мог так скоро перейти в другое настроение, но оживление Ладиделя увлекло и его. А этот не прочь был и гитару взять, как в прежние счастливые времена, и запеть свои веселые песенки. Его удерживал лишь вид письма, которое все еще лежало на столе, и после ухода Клейбера, долго еще, до поздней ночи, томило его. Он перечитывал его, все был недоволен им и, наконец, решил, что поедет домой и лично покается во всем отцу. Он нашел в себе теперь отвагу на это, зная, что у него есть выход из беды, и что его ждет новое счастье.

Глава шестая

Ладидель вернулся от своего отца в менее приподнятом настроении, но цель его поездки была достигнута он поступил на полгода в качестве ученика к хозяину Клейбера.

На первых порах положение его казалось ему значительно хуже прежнего, так как он ничего не зарабатывал, а ежемесячные денежные поступления из дома тоже порядочно сократились. Он должен был отказаться от своей хорошенькой комнаты и снять другую, поскромнее, пришлось также расстаться с некоторыми привычками, не вязавшимися с его новым положением. Только гитара осталась у него и облегчала ему многие тяжелые минуты. Вместе с тем он мог теперь без стеснения тешить свою склонность к тщательному уходу за своими волосами, усами, руками, ногтями. Вскоре после того, как он поступил в парикмахерскую, он придумал себе прическу, вызвавшую всеобщий восторг, а различные щетки, крема и пудры, значительно улучшили состояние его кожи. Но, что больше всего радовало его и примиряло с переменой положения, это было удовлетворение, которое он находил в новом призвании, и внутренняя уверенность, что он занимается теперь делом, отвечающим его способностям, в котором он может добиться известных успехов.

Вначале ему поручали, конечно, самую простую работу. Он стриг мальчиков, брил рабочих, чистил гребни и щетки. Но своей ловкостью в плетении искусственных кос расположил к себе хозяина и вскоре дождался дня, когда ему поручили побрить хорошо одетого, весьма пристойного на вид господина. Он остался доволен им, даже на чай дал и с этого дня Ладидель стал подниматься все выше и выше. Один только раз он резнул по щеке одного господина и получил выговор, но в общем, на долю его выпадали почти исключительно похвалы и успех. Больше всех восхищался им Фриц Клейбер и теперь только стал смотреть на него как на истинного избранника. Он и сам был дельным и искусным работником, но ему недоставало изобретательности, умения тот час находить для каждой головы подходящую прическу, как и непринужденной, приятной обходительности в обращении с благородными посетителями. В этом Ладидель был незаменим и уже после трех месяцев пребывания его в парикмахерской более избалованные посетители требовали только его. Кроме того, он отлично умел уговаривать своих клиентов к частым покупкам новых помад, фиксатуара, мыла, дорогих щеток и гребней. И все охотно и признательно следовали его советам, так как у него самого вид был безупречный и холеный, прямо зависти достойный.

Так как работа отнимала у него много времени и удовлетворяла его, то ему легче было переносить разные лишения, и он терпеливо переносил также долгую разлуку с Мартой Вебер. Чувство стыда мешало ему показаться ей в новом своем виде, и он настоятельно просил Фрица скрыть от дам, что он переменил профессию. Но, конечно, это долго не могло оставаться тайной. Мета, знавшая, конечно, о расположении ее сестры к красивому нотариусу, расспрашивала Фрица про него и вскоре, без труда, все раскрылось. Новости эти она передавала сестре, и Марта узнала не только о новой профессии Ладиделя, которую он предпочел прежней в интересах своего здоровья, но также про его неизменную, прежнюю влюбленность. Узнала еще, что он стесняется своего нового положения и решил показаться ей не раньше, чем добьется чего-нибудь и у него не будет определенных видов на будущее.

Однажды вечером в девичьей комнате опять зашла речь про «нотариуса», Мета возносила его до небес, Марта же была сдержанна, как всегда, и карт своих не открывала. – Вот увидишь, – сказала Мета, этот так быстро пойдет в гору, что еще, пожалуй, и женится раньше моего Фрица.

– Пусть, – от души ему этого желаю.

– И тебе тоже… Или тебе только нотариуса подавай?

– Меня, ради Бога, оставь в покое! Ладидель уже сумеет, верно, найти себе невесту. – Еще бы, конечно. Приняли его тогда сухо, он и испугался, не смеет глаз показать. А мигнуть ему только, он на четвереньках прибежит.

– Возможно…

– Наверно. Мигнуть ему?

– Да он нужен тебе, что ли? Ведь у тебя есть уже свой брадобрей!..