Осенью. Пешком

Мечты и томление о лучезарном будущем, правда, прекраснейшее право юности и многим дольным людям облегчают годы тяжкого ожидания, но все же те люди питают совсем иные надежды, чем те, какими жил Эмиль, которому грезились не заслуги и знание, не власть искусства или науки, а просто – вкусная еда, хороший дом, нарядные костюмы, словом, жизнь полная удовольствия. Немногие оригинальные люди, которых он знал, уже с ранних детских лет казались ему смешными и даже глупыми. Он находил нелепостью их служение каким-то идеалам и погоню за бесполезным честолюбием, вместо того, чтобы добиваться верной наличной мзды за свои качества, и оттого проявлял большое рвение к тем школьным наукам, которые касались самых земных вещей. Изучение же истории, поэзии, пение, гимнастика и тому подобные предметы казались ему ненужной тратой времени.

Но особое почтение молодой карьерист питал к тонкостям языка, при чем понимал под этим не бредни поэтов, а изучение выражений в интересах деловой их пригодности. Он читал всякие документы делового или юридического свойства, начиная от простого счета или расписки и вплоть до газетных и стенных объявлений. Он понимал, что язык этих произведений столь же далек от обиходного языка, как далеко от него какое-нибудь сумасбродное стихотворение, – и предназначен для того, чтобы производить впечатление и давать владеющим им преимущество над остальными. В своих классных сочинениях он упорно подражал этим образцам и создавал порою шедевры, которых не устыдилась бы иная канцелярия. А одно объявление о беглеце, вырезанное им из отцовской газеты и находившееся в собрании его документов, он даже снабдил небольшой поправкой, доставившей ему внутреннее удовлетворение. Вслед за описанием внешности разыскивавшегося напечатано было: «знающих что-либо о разыскиваемом просят явиться в нижеуказанную нотариальную контору». Эмиль Кольб вместо этой фразы вставил слова: «Лиц, имеющих возможность дать сведения о разыскиваемом..»

Это пристрастие именно к изысканному канцелярскому стилю послужило поводом и основой для единственной дружеской связи Эмиля Кольба. Учитель задал однажды классу сочинение о весне и некоторым авторам предложил прочитать вслух свои произведения. Двенадцатилетние ученики совершили при этом первые свои робкие полеты в область творческой фантазии и украшали свои сочинения вдохновенными подражаниями описаниям весны у популярных поэтов. Здесь была речь о первых криках дрозда, о майских празднествах, а один, отличавшийся особой начитанностью, упомянул даже слово «Филомела».

Но все эти красоты нисколько не трогали слушавшего их Эмиля, он находил все это вздором и глупостями. Затем наступила очередь читать свое сочинение сыну владельца «Кружки» – Францу Ремпису. И уже при первых словах: «Не подлежит никакому сомнению, что весну вполне заслуженно можно назвать весьма приятным временем года» уже при этих словах Кольб восхищенным умом уловил звук родственной души и внимательно, сочувственно дослушал до конца, не проронив ни одного слова. В таком же стиль еженедельная газета сообщала местные и городские новости и Эмиль сам уже и не без некоторой уверенности изощрялся в нем.