Осеннее солнце

По поводу моста, по поводу электричества, по поводу общего дурдома. Стоило ей на день отлучиться – и на тебе поперек!

Поминала мэра, губернатора, областную Думу и так далее.

Потом просто материлась.

Под конец досталось и отцу, который умотал на свои севера, а мы тут хлебай лопатой.

Это она все-таки с обиды. Отец-то при чем?

Успокоившись, мама выгнала меня из дома и позвонила отцу, у нее телефон разрядиться еще не успел. А я и сам не хотел ничего слушать, ну чего хорошего услышишь? У отца вахта еще нескоро закончится.

Я выкатил из сарая «Дельту» и занялся ремонтом. То есть, какой уж там ремонт, разборка. Пока закисать не начал, лучше разобрать. Расстелил брезент, стал раскручивать.

На крыльце показалась мама в городском.

– Ты куда? – спросил я.

– В Никольское, – объяснила мама. – Такси вызвала. Часа в три встречай у реки.

– Зачем?

Мама не ответила, ушла.

Едва скрылась мама, как во двор решительным шагом вступила Дрондина. Немедленно возникли дурные предчувствия. Скоро у меня предчувствия станут возникать при одном появление Шныровой и Дрондиной. Кого хочешь доведут.

Дрондина сообщила:

– Эта гадина опять за свое! Как мать ее уехала, так она совсем шибанулась!

Я подумал, что каникулы – не лучшее время года. Обычно я каникулы люблю, но в этом году что-то с ними не заладилось. Наверное, возраст переходный. Но у меня тоже возраст, между прочим, но я-то на людей не кидаюсь, терплю. Это от одичания. Мы тут сидим на холме, людей мало, поговорить не с кем вот мы и бесимся.

– И что опять? – спросил я.

– Говорю же – опять взялась за свое!

Так сердиться Дрондина может в одном случае – когда обижают животных. Кроме мышей, конечно.

– Бредика что ли постригла? – поинтересовался я.

– Она поймала зайца! Сходи, посмотри!

Зайцы.

Зайцы!

Мне захотелось завыть и стукнуться о бензобак. Опять зайцы. Некуда деваться от зайцев.

– Она помешанная, – рассказывала Дрондина. – Пойдем скорее!

До Шныровых три минуты ходу, и я не очень торопился, Дрондина же спешила, забегала вперед, нетерпеливо подпрыгивая.

– Наташа, успокойся…

– Этому надо положить конец! Сам увидишь! Сумасшедшая! Жаль, я дубинку потеряла, я бы ей…

Дом открыт, но Шныровой не видно. Обошли вокруг. За углом вдоль стены ржавели старые кроличьи клетки.

– Смотри! Опять в концлагерь играет! – указала Дрондина.

В одной клетке сидел крупный заяц.

– Чего надо? – показалась Шнырова.

Глаза красные.

– Прекрати животных мучать! – потребовала Дрондина.

– Да я его не мучаю! – взвизгнула Шнырова. – Я его лечу! Смотрите!

Шнырова открыла дверцу и стала ловить зайца. Заяц уворачивался, носился по клетке. Шнырова никак не могла его поймать, потом плюнула и стала ловить зайца обоими руками.

Дежа вю. Меня в который посетило сильнейшее дежа вю. Спираль. Лента Мебиуса и я на ней, одинокий. Дежа-вю всегда к переменам.

– Садистка! – комментировала Дрондина. – Живодерка! Зайчатница!

Но подойти к Шныровой не решалась – из-за забора то и дело выглядывала коза Медея.

В конце концов Саше удалось зайца схватить за уши и вытащить наружу.

Заяц был рекордсменом по размерам, я таких и не видывал раньше, раза в полтора больше обычного, заяц-культурист. У меня промелькнула идея – а может, использовать гигантского зайца? Переделать старый курятник и развести мега-зайцев. Супер-зайев. Супер-зайцы не в каждой деревне встречаются.

– А ну, перестань его мучить! – потребовала Дрондина. – А то я…

Дрондина огляделась в поисках оружия, подняла с земли тяжелый банный ковш.

– Да не мучаю я его! – крикнула Саша. – Я его наоборот, я сейчас…

Шнырова с трудом подняла зайца повыше. Заяц вращал выпуклыми глазами, но не шевелился.

Лапа у зайца была перемотана бинтом.

– Я его нашла в огороде! У него в ноге гвоздь торчал, а я вытащила! Вот! Смотрите!

Шнырова схватила зайца за лапу. Заяц заверещал, пришел в бешенство и несколько раз сильно лягнул Сашу в грудь задними лапами.

Шнырова была настырной и зайца не отпускала, хотя при каждом ударе едва  не валилась с ног. Зайцы – мощные твари, это в сказках они зайчишки-зайки-сереньки, а в жизни зверюга отменная. Лапы задние сильные, с когтями, зубы, как у волкодава, палец в лет под корень отчекрыжит.

– Брось его! – крикнул я.

Шнырова не успела, заяц сокрушительно лягнул ее в лицо, высвободился, совершил длинный прыжок, приземлился, нырнул в траву и пропал. Шнырова потеряла равновесие и упала на забор.

Заборы у нас на холме только что слово, они уж сто лет посгнивали и обновлять и чинить их никто не собирался, потому что какой смысл? Ветхие заборы, заваленные, посеревшие. Шнырова рухнула в забор.

Очень живописно это у нее получилось – рухнуть. Хрумц – сломала гнилые доски, прах заборный ржавый в воздух поднялся. А Шнырова не поднялась, так и осталась лежать в заборе.

– Не будешь над животными издеваться! – Дрондина отбросила ковш.

Перепугался, мало ли – на штырь наткнулась, на гвоздь, заяц смертельно чирканул. Я шагнул к забору.

– Осторожнее! – предупредила Дрондина. – Она притворяется!

Шнырова лежала в заборе, одни ноги торчали. Даже наверняка притворяется.

– Палкой ее потыкай сначала, – посоветовала Наташа.