Мама стала рассказывать. Про ночь, про вторжение и стрельбу, про то, что сломали сарай и раскурочили генератор, про то, что у нас украли провода и мост, и она писала про это заявление, а никто не почесался, а это, между прочим, не шутки. Полицейский слушал, иногда делал пометки в блокноте. Осмотрел сарай, потом осмотрел генератор, записал его номер.
– Может, собаку вызвать? – спросил я.
Полицейский не ответил.
– Собака могла бы след взять, – сказал я. – Давайте пустим по следу…
Бурцев не собирался вызывать собак.
– А как у вас отношения с соседями? – спросил он. – Здесь ведь еще две семьи живут?
– А причем здесь соседи? – насупилась мама.
– Ну… Это довольно странно.
– Что именно?
– У вас ничего не пропало, но имущество повреждено. На воров это, если честно, не очень похоже. Зачем ломать, а не красть? Вандализм? Здесь?
Мама не ответила. Полисмен не такой дурак, как выглядит, подумал я.
– А вот генератор… – полицейский грыз колпачок ручки. – Он для чего использовался?
– Для электричества, – спокойно ответила мама. – Знаете, есть такое, в проводах. Иногда мы любим поесть горячего. Иногда мы смотрим телевизор. Иногда включаем свет…
– Да-да, понятно, – перебил полицейский. – А еще? Я слышал, вы шьете?
– Трусы, – ответила мама. – Я шью трусы. Вам не нужны? Думаю, вам пойдут с самолетиками. Или лучше танки? Нет, пожалуй, паровозики. У вас в отделении какие предпочитают?
Полицейский оказался терпелив, лишь улыбнулся.
– Вы шьете трусы, – сказал он. – Для этого используете генератор. А кто-нибудь еще здесь шьет?
– Здесь все шьют. Шныровы шьют пижамы, Дрондины шьют постельное белье. И трусы. Вам пижаму или наволочку?
– А у них все в порядке? – не поддался полицейский. – У них генераторы целы?
– У них нет генераторов, – ответила мама.
– То есть, генератор один на весь хутор?
Забавно, никогда не слышал, чтобы так называли Туманный Лог. Хутор.
– Да, у нас был один генератор на всю деревню. Теперь его нет.
– А вы не думали, что это… кто-нибудь из… ваших односельчан?
– Нет, – ответила мама решительно. – Нет, это не они. В этом нет никакого смысла. Это глупо. А потом – они у нас заряжали телефоны, теперь мы все без связи…
– Давайте посмотрим оружие, – предложил лейтенант Бурцев. – Документы в порядке? Росгвардия давно навещала?
Мама и полицейский поднялись в дом, я сел на генератор. Вернулась Дрондина без собаки, огляделась с опаской.
– Чего ему надо? – спросила она.
– Опрашивает.
– Чего опрашивает?
– Ну, про стрельбу. Про вандализм. Вообще, как тут у нас все… Про бабку вашу спрашивал.
– То есть?
– Ходят слухи, что вы бабку свою в уксусе утопили.
Дрондина хихикнула.
– Пусть лучше Шныровых допросят, – сказала она. – Пусть погреб у них проверят, там полно всего. У нас в позапрошлом году бидон пропал…
Дрондина вдруг замолчала. То ли бидон вспомнила, то ли еще что.
– Ладно, я пойду, – сказала она.
И действительно быстро ушла.
Из окна послышались голоса. Интересно, чей сегодня день?
– А как вы предлагаете здесь жить?! – возмущенно говорила мама. – У нас ни телефона, ни электричества! Мужики уехали, а у нас дети, между прочим!
Полицейский отвечал неразборчиво.
Мимо нашей калитки прошагала Шнырова с клетчатой сумкой на плече. Собралась куда… Куда собралась? Давно я ее видел…
– Что значит, изымаете ружье?! Мой муж вам позвонит…
Я спрыгнул с генератора, догнал Шнырову.
Это вдруг оказалась не она, а мама ее, тетя Валя. Похожи со спины. Вроде, сдавать пошитое еще рано…
– До свиданья, Ваня, – сказала тетя Валя.
– До свиданья… – ответил я растерянно. – А вы куда?
Тетя Валя не ответила, пошагала дальше, рукой махнула. Я оглянулся. Настоящая, то есть младшая, наша Шнырова, приближалась по улице Волкова, держа в правой руке веревку с привязанной козой. За плечами рюкзак, футляр с гитарой на боку. Под мышкой длинный бумажный сверток. Живописно, нет, действительно, можно рисовать. Коза, рюкзак, сверток, похожий на батон, а если рисовать, лучше батон нарисовать. Коза, рюкзак, батон. Август.
Шнырова приблизилась, остановилась.
– Привет, Саша, – сказал я.
Шнырова улыбалась. Улыбалась. Это ведь Шнырова.
– Привет-привет, Васькин. Чего здесь пасешься? Я слышала, ночью стреляли. Дрондина и бронтозавр?
– Да нет, это к нам пробрались…
– Завалил кого?
– Нет, мы в воздух…
Шнырова. Была одета в красные резиновые сапоги и зеленую куртку. И шарфик серый, убогой вязки, сама вязала.
– Куда собралась? – спросил я.
– Васькин, тебе подарок, кстати, – не ответила Шнырова, протянула сверток. – Чуть не забыла.
Я взял. Тяжелый неожиданно.
– Спасибо, – сказал я. – Что это?
– Сувенир. Потом посмотришь, не сейчас.
Шнырова смотрела на тополя, или на качели.
– Ладно, – сказал я. – Так куда вы собрались?
Шнырова покачала головой.
– Ну ты, Графин, тормоз, – Шнырова постучала пальцем по лбу. – Я же тысячу раз говорила, что мы в Москву сваливаем. Забыл?
– Да нет. Просто… август еще… рано…
– Ты что, как раз? Пока регистрацию сделаем, пока в школу устроимся. Короче, время нечего терять.
– Так вы…
– И вам советую, – перебила Шнырова. – Валить. Пока не поздно. А вообще…
Она посмотрела мне в глаза.
– А вообще, хороший букет.
– В смысле?